HELLSING FANFICTION

- И ты собираешься как-то решать эту проблему или так и собираешься сидеть и курить? – судя по тону Максвелла, это был уже не пять, и не десять минут назад начавшийся разговор.

Вольф только меланхолично пожала плечами и стряхнула пепел с сигареты. Наемница уже устала препираться с епископом. Она уже успела прослушать все, что он думает о сломавшейся машине, ей самой, ее попытках поковыряться в моторе, чтобы понять, что же именно случилось, о безлунной ночи и пустой дороге вокруг.

- Начальник, у нас есть ровно три варианта, - в сердцах пиная колесо, повторила Хайнкель, соскочив с капота, где сидела, скрестив ноги по-турецки. Уже в третий раз повторила. – Мы можем пойти пешком до ближайшего города. Это километров пять в любую сторону. Мы можем стоять тут у обочины и пытаться поймать «попутку». За последние полчаса я не видела ни одной. Или мы можем попытаться подремать в машине до утра, а там уже думать дальше. Еще какие-нибудь предложения или идеи у вас есть, ваше преосвященство? Я не виновата, что в этой «заднице мира» даже мобильники не работают.

***

За каким чертом начальник XIII дивизиона изъявил столь непреклонное желание сопровождать ее на совершенно, в общем-то, рядовое задание – оперативница никак не могла взять в голову. Для того чтобы съездить в Порчиано и разобраться там с главарями очередной секты, практикующими разного рода «людоедские» ритуалы и вербовавшими в свои ряды молодежь, ей помощь руководства никак не требовалась. Да и вообще помощь не нужна была. Хайнкель не собиралась устраивать в этом городке «кровавую баню». Адреса совершенно обнаглевших от безнаказанности новоявленных «сатанистов» были известны, и «искариотка» намеревалась просто перестрелять их поодиночке без лишнего шума, тем самым «отсекая змее голову». А одураченными юнцами должны были уже заниматься местные священники и психотерапевты. Так что, с какой стати Максвелл навязал ей свое общество, Вольф просто не понимала.

А уж когда почти в самом конце пути, посреди ночи внезапно заглохла машина, и Энрико не преминул высказать ей все, что думает по этому поводу, наемнице уже просто захотелось стукнуть его, чтобы только замолчал. Сопровождаемая ехидными репликами из серии «блондинка внимательно смотрит под капот», она полчаса при свете фонарика пыталась понять, что же случилось с автомобилем.

- Надо тщательнее следить за техникой, тогда подводить не будет в самый неподходящий момент, - нравоучительно произнес после окончания осмотра Максвелл, разглядывая, как Хайнкель пытается оттереть перепачканные маслом и пылью руки.

- Надо больше денег выделять на техобслуживание служебного автопарка, тогда и ломаться ничего не будет, - буркнула вполголоса девушка, присаживаясь на капот и закуривая. Вслушиваться в дальнейшие претензии по этому поводу ей не слишком хотелось.

***

- А может, ты все-таки попытаешься починить машину? – уже с меньшим напором поинтересовался епископ у своей подчиненной. Перспектива шагать посреди ночи, через лес по дороге его не слишком прельщала. Щегольские лакированные туфли с узкими мысами никак не предполагали многокилометровой прогулки по сельской местности.

- Шеф, я похожа на автомеханика? – уже с открытой насмешкой ответила Вольф вопросом на вопрос. – Я даже точно не знаю, что с ней случилось. Аккумулятор и предохранители в порядке, ремень генератора тоже вроде бы цел, масло на месте. Скорее всего, сдох бензонасос, потому что его не слышно при включенном зажигании. И как его чинить я знаю не больше вашего. А может еще что-то из электрики накрылось. Хотите, чтобы я в темноте при помощи шомпола, отвертки и армейского ножа занялась развинчиванием машины? Вы мне за это не платите.

- Я тебе плачу за охрану и выполненные задания, - ядовито подметил Энрико, - а в данный момент ни того, ни другого не наблюдается.

- Ну во-первых, - рассудительно начала наемница, - я и сейчас вас охраняю. Пока я рядом, можете не переживать за свою персону. А во-вторых, если вам так не терпится, ваше преподобие, то пойдемте выполнять задание. Пять километров – это не марафон с полной выкладкой по пересеченной местности.

Совсем некстати Максвеллу вспомнилась одна из пометок собственноручно сделанных им в личном деле Вольф, гласившая: «Без предоплаты и затвор не передернет». Впрочем, эта «милая» черта характера вполне искупалась ее упорством в достижении цели и умениями. Пусть и не вслух, но глава «Искариота» признавал ее одним из самых эффективных и универсальных своих оперативников. Хладнокровная, безжалостная и опытная наемница всегда четко понимала границы собственных возможностей и не стремилась действовать исключительно силой.

- Итак? – не дождавшись от епископа никаких предложений по дальнейшему совместному времяпрепровождению, нарушила повисшую паузу Вольф. – Огласите ваше решение, начальник.

- Давай попробуем подождать «попутку», - нехотя предложил Энрико. – Не стоит бросать машину на произвол судьбы. Она, между прочим, казенное имущество.

- Как скажете. - Снова пожала плечами девушка. Она обошла машину и опять устроилась на еще не успевшем остыть капоте, закинув ногу на ногу.

Все, что оставалось сделать Максвеллу – это сесть рядом. Душный салон, пропахший порохом от соскладированного в салоне арсенала наемницы и резким запахом раскалившейся от дневной жары обивки сидений из искусственной кожи, устраивал его еще меньше.

***

Пожалуй, в этом есть что-то мистическое – сидеть в полной тишине и смотреть на черное ночное небо, то ли считая звезды, то ли составляя из них уже знакомые или новые созвездия. Звезды старательно подмигивали епископу, то прячась за редкими облаками, то старательно сверкая в глаза своим холодным блеском. Тысячи маленьких бриллиантов, рассыпанных по черному бархату. Только очередная сигарета Вольф на самом краю поля зрения упорно нарушала эту идиллию, обжигая глаза ярко-рыжим угольком. И все равно красиво и спокойно.

- Да, красиво… и спокойно, - негромко подтвердила Хайнкель. Видимо, задумавшись, Энрико произнес последнюю мысль вслух. – Можно даже подумать, что никого больше нет на всем белом свете. И не надо ни перед кем отчитываться, и не надо никому служить. Можно просто смотреть в небо и считать звезды.

Максвелл с удивлением перевел взгляд с созвездия Кассиопеи, которое при разглядывании его с определенного ракурса вполне могло сойти за его монограмму, на свою подчиненную. Слышать такие «лирические» рассуждения от обычно немногословной и нарочито бесстрастной Вольф ему было несколько непривычно. Наемница практически никогда не оспаривала приказы, предпочитая лучше «молча» делать по-своему, нежели вступать в активный конфликт с начальством, не брезговала даже самой «грязной» работой. Порой казалось, что у нее вообще нет никаких эмоций. Этакая идеальная боевая машина, опытный киллер, равнодушная ко всему, кроме оплаты ее услуг и того, чтобы задание было выполнено. И вдруг такие слова.

- Ты не хочешь служить никому? – немного подумав, осторожно спросил он. Поневоле хотелось и узнать побольше о том, что эта странная девушка, выбравшая в жизни «профессию», которой чураются и многие мужчины, таит в себе, и что не могут отразить сухие и скупые строки анкет и рапортов. Но и не хотелось разрушать так внезапно возникшее очарование этой «пустой» и безлунной ночи.

- Ну почему же? – Наемница кривовато усмехнулась, перебросив сигарету в уголок рта. Рыжий уголек выписал забавную дугу. – Все кому-то служат. Я – вам, вы – Церкви и Папе, Папа – Господу. Все нормально. Так жизнь устроена. Злиться по этому поводу так же глупо, как злиться на то, что по закону притяжения камень падает на землю, а не взлетает к облакам.

- И все же?
- Начальник, - Хайнкель перевернулась на бок, приподнявшись на локте. Серые глаза, как-то слишком резко для окружающей их темноты, сверкнули, отразив несколькими огоньками свет звезд, - я не умею жить мечтами. Я умею жить только от боя до боя. Я – наемник, а вы – мой наниматель. Я буду делать то, что вы мне прикажете. Таковы правила игры, в которую мы играем. Я сама ввязалась в это, и винить мне некого. И изменить правила игры я не могу. Господом Богом мне не стать никогда. Так что не вижу смысла и сожалеть о несбыточном.

Энрико с трудом удержался от того, чтобы отвести глаза от какого-то слишком уж пронзительного взгляда оперативницы. Он сам часто задумывался над вопросами «служения» и тем, кому и чему он служит, но всегда приходил к несколько неутешительному для священника выводу, что сам потворствует лишь своей гордыне и своим амбициям. Но вот с такой точки зрения, о которой только что сказала Вольф, он никогда себя не оценивал. Попросту не хотел представлять того, что не только он определяет «правила игры». Что не просто «рвется» из пешки в ферзи, чтобы доказать – в первую очередь себе – что он лучше всех, что однажды он станет великим, и его имя будут произносить с трепетом, обожанием или страхом. Что и сам «играет» по правилам, которые навязаны ему кем-то другим, стоящим выше него. Максвелл чуть не усмехнулся, вспомнив одну фотографию еще тех лет, что он провел в приюте для сирот: двенадцатилетний, тощий, как жердь, мальчишка с упрямо вскинутым подбородком и пренебрежительно сощуренными глазами. Готовый спорить со всем миром, если тот попробует усомниться в его исключительности. Он никогда даже не рассматривал варианты того, что что-то может ему не покориться, любой оппонент был заведомым врагом, который подлежал моральному или физическому уничтожению или унижению. Чтобы навсегда зарекся связываться с ним.

И вот девушка, которая физически вполне возможно сильнее и выносливее его, которая привыкла убивать своими руками, не прячась за словами о Вере, Идеалах и Царствии Божьем, которая ни разу не побоялась «запачкать руки», говорит о том, что «не служить никому – несбыточная мечта». Говорит об этом спокойно и даже равнодушно. Просто констатируя факт, так, как сообщают, что сегодня вторник или четверг.

- Сама ввязалась? – с любопытством уточнил епископ, поворачиваясь уже всем корпусом к разлегшейся рядом наемнице. – И как же это случилось? В досье ничего не говорится по этому поводу.

- Тогда откровенность за откровенность, - хрипловато рассмеялась Вольф. – Вы мне расскажете, какого черта потащились со мной на это задание, а я вам – как стала наемной убийцей.

В общем, обмен был равнозначный. Да и окружающая обстановка как-то неуловимо располагала к откровенности. В том, что Хайнкель не станет «трепать языком» об услышанном, Энрико не сомневался. Он не раз уже поручал ей весьма деликатные задания. Видимо, это был такой своеобразный «кодекс чести» наемницы, но она никогда и никому, даже на редких исповедях не разглашала подробностей своей работы.

- Ладно. - Мужчина помедлил, собираясь с мыслями. – Когда-то давно, еще до сиротского приюта… я воспитывался в детском доме с шести лет, - уточнил он, заметив чуть округлившиеся от удивления глаза девушки, - так вот, когда-то у меня был… приятель. Очень близкий. Насколько это может быть между маленькими детьми. И даже когда от меня отказались родители, он все равно остался мне другом. Раздобыл где-то адрес и писал письма, потом, став старше, приезжал на каникулы, чтобы повидаться. Знаю, - грустно усмехнулся Максвелл, - это звучит смешно, что у шефа «Искариота» когда-то был друг.

- Нет, - тихо откликнулась Вольф.

- А потом… - Энрико протяжно выдохнул. Слишком тяжело было вот так и запросто обнажать самое тайное, самое сокровенное и самое болезненное перед своей же подчиненной. Но одновременно так и тянуло выговориться, перестать нести этот груз в одиночку, может быть разделить ношу с кем-то еще. – Потом однажды я приехал к нему на каникулы и не узнал его. Майкл – так его звали – стал совсем другим. Он все время говорил о том, что теперь стал Учеником Великого Мага и Провидца. Что все люди погрязли в грязи и лишь им – Ученикам – отринувшим суетность мира, суждено спастись в грядущем Преобразовании Мира, которое замыслили Великие Боги, опечаленные тем, как люди разобщены и мелочны. Он все время убеждал меня присоединиться к ним, и сетовал, что до сих пор не стал полноправным наследником имущества своих родителей, чтобы передать его в свою общину на «благие цели». Но у него стали пустые глаза, он больше не видел ни того, что вокруг него, ни радости от жизни, его не интересовали ни науки, ни друзья. Даже меня он принял только как возможного нового Ученика. Его Учитель просто «высосал» из него все, что было тем Майклом, которого я знал. Оставив только внешнюю оболочку и вложив в нее то, что сам хотел видеть.

Епископ еще раз вздохнул, переводя дыхание. Казалось, что он просто выплескивал в ночную тишину то, что держал в себе столько лет. Выплескивал яростно и отчаянно, заново сдирая подсохшие уже корочки со старых ран на душе. Выхаркивал свою боль и свою потерю. Хайнкель начала догадываться, чем все кончилось, но не торопилась говорить этого вслух. Потому что оборвать эту исповедь означало бы навсегда разрушить внезапное и странное ощущение «нужности» друг другу. Нелогичное и непрочное, но означающее потребность разделить свою боль с тем, кто по воле случая оказался рядом. Кто никогда не даст понять, что знает о тебе больше, чем ты сам показываешь. То, что Энрико надо – просто необходимо - «выговориться», Вольф уже поняла.

- Дай сигарету, - неожиданно попросил Максвелл.

- Не знала, что вы курите, начальник, - ошарашенно произнесла наемница, протягивая ему пачку и зажигалку.

- А я и не курю, - попытался ухмыльнуться он. – Решил вот попробовать, что же это такое, раз уж все курильщики в голос готовы вопить, что это самое лучшее средство от нервов.

Он неумело прикурил и попытался затянуться, глотая горький дым.

- Тьфу, какая гадость! – закашлявшись, с отвращением покосился Максвелл на дымящуюся сигарету в руке, но бросить ее – не бросил. – Как ты этим дышишь?

- Наверное, дело привычки, - нарочито сочувственно пожала плечами Хайнкель. – А что было дальше?

- Почти ничего, - Энрико, явно пытаясь скрыть эмоции, снова попытался затянуться, едва касаясь сигареты губами, и тут же выпуская дым изо рта. – Я уехал. И попытался узнать, что же это за Великий Маг, и к какому Великому Преобразованию готовятся его ученики. А еще через пару месяцев мне, в ответ на очередное письмо Майклу, пришло письмо от его родителей, где они рассказали, что он сначала ушел жить в общину своей секты, а потом они все разом совершили самоубийство. Они сожгли себя, чтобы «очиститься» в огне от того, что связывало их с прошлым. Чтобы «возродиться из пламени новыми и чистыми людьми, готовыми к Преобразованию Мира».

Епископ снова замолчал, вертя в пальцах догорающую сигарету.

- Поэтому вы стали главой XIII отдела? – шепотом спросила девушка.
- Да. Я не хочу, чтобы еще чьим-то детям или друзьям «промывали мозги», - резко, почти яростно вскинулся Максвелл. – Я хочу, чтобы все эти лжепророки и Учителя сгинули в том адском пламени, что им уготовано Божьей волей. Чтобы больше никто не страдал, видя пустые глаза своих близких, кого смутил сладкий яд их речей. Чтобы никто больше не смел проповедовать от лица Божьего, и никто не смел вести других в свой придуманный искусственный рай!

Мужчина остановился, словно застеснявшись своих слов. Вряд ли это было так – в Ватикане Максвелл не без причин слыл фанатиком, каких мало. Но внезапно Вольф осознала, что это во многом лишь удобная ему маска, а не лицо. Удобно выдавать себя за фанатика, выполняя «грязную» работу. Она и сама так делала. Не будучи слишком уж рьяной католичкой, она все равно всегда говорила то, что нужно, спуская курок. Чтобы было меньше вопросов. Чтобы было меньше претензий. Не так уж плохо выглядеть полубезумным фанатиком, тогда многое списывают на счет этого безумия. А вот сейчас ей, кажется, удалось увидеть одну из истинных причин, породивших эту маску. И ей внезапно стало жаль его. Потерявшего единственного друга и так и не простившего предательство родителей, вынужденного только собственными силами карабкаться наверх. Чтобы доказать всем вокруг, а в первую очередь самому себе, что он может, что он умеет, что он справится и не сломается…

- А эти твари, - последнее слово Энрико почти выплюнул, скривившись от ненависти и переламывая сигарету судорожно сжавшимися пальцами, - почти такие же как те, кто убил Майкла. А может и те же самые. Я должен увидеть, как они умирают.

Вольф уже почти протянула руку, чтобы ободряюще дотронуться до плеча начальника, показывая, что она понимает его чувства, как из тишины летней ночи донесся едва слышный хруст придорожного кустарника и приглушенный металлический щелчок, какой издает пистолет, когда осторожно и медленно снимают предохранитель.

***

- Ложись! – рявкнула наемница, сбивая епископа с капота на асфальт. Тело успело среагировать еще до того, как мозг успел осмыслить и проанализировать информацию.

Буквально через секунду машину, в том месте, где они только что сидели, прошила очередь. Не прекращая ни на секунду прикрывать собой Максвелла, Хайнкель буквально рывком оттолкнула за автомобиль, одновременно выдергивая из кобуры оружие. Вторая очередь звонкой плетью стегнула по стеклам, щедро осыпая их плечи стеклянной крошкой.

- Черт! – шепотом выругалась девушка, на секунду высовываясь из-за покореженного капота и вглядываясь в темноту. – Не видно ни зги.

- Что будем делать? – так же тихо уточнил Энрико. Обернувшись, Вольф с невольным уважением не заметила на его лице ни малейшего признака паники. Разве что возможно побледнел сильнее обычного, но в темноте судить трудно, да сосредоточенно закусил губу, размышляя и прикидывая варианты действий.

- Эх, - расстроенно покачала головой наемница, - «броник» бы достать из сумки, который я для вас припасла. Но высовываться нельзя. У них преимущество, она нас могут видеть, а мы их точно нет.

- «Броник» для меня? – недоверчиво переспросил епископ. – Ты и об этом подумать успела?

- Я же сказала, вы мне платите за охрану, вот я и охраняю, - насмешливо подмигнула она. Третья порция свинцовых мух неприятно простучала, впиваясь в уже изрядно продырявленный корпус машины и заставляя их на секунду вжать головы в плечи. – Вот, что, начальник, начинайте-ка стонать, да погромче, чтобы им слышно было.

- Э-э? – невразумительно удивился Энрико, округлившимися глазами разглядывая свою телохранительницу, словно пытаясь понять, не сошла ли она внезапно с ума. – Это еще зачем?

- Будем выманивать их на «живца», - ухмыльнулась Хайнкель, не без удовольствия наблюдая редкое зрелище – пораженного главу XIII отдела. – Пусть решат, что ранили хотя бы одного из нас и выходят, чтобы добить.

- Ладно, - все еще с недоверием косясь на Вольф, кивнул Максвелл и, набрав побольше воздуха в легкие, выдал на удивление реалистичный стенающий вопль. Правда, судя по интонации, такому стону больше подошло бы в качестве декораций ложе страсти, нежели поле боя.

- Нача-а-альник, - подавилась наемница, едва сдерживаясь, чтобы не расхохотаться, - вы же не в будуаре куртизанки. Лучше представьте, что подумают в нашей казарме, когда я им это расскажу.

От этой мысли у епископа вырвался уже совершенно натуральный скорбно-болезненный вой, перемежаемый сдавленными проклятиями, какие вообще-то не подобали его сану.

- Вот теперь отлично, - почти совсем неслышно хихикнула девушка. – Вот идиоты! – констатировала она, когда в зарослях у обочины зажглись три подствольных фонаря, недвусмысленно обозначая местоположение злоумышленников.

Подождав, пока противники выберутся из кустов и выйдут на обочину, Хайнкель резко распрямилась, выхватывая и второй пистолет, и тремя точными выстрелами отправила их в тот загробный мир, который соответствовал их вере, какой бы она ни была. Судя по тому, что ни одного больше выстрела не раздалось из кустов, неизвестные не оставили никого в резерве, всей группой неосторожно выйдя на дорогу и подставившись под пули оперативницы.

***

- Шеф, - окликнула она все еще сидевшего под прикрытием машины Энрико, продолжая чутко «ощупывать» окрестности дулами пистолетов, - достаньте у меня из сумки бронежилет и оденьте. Потом можете выходить.

- Похоже, это были наши «клиенты», - хмыкнула Вольф, успевшая осмотреть трупы, пока Максвелл возился с обмундированием, и швырнула на капот массивный кулон на цепочке, снятый ей с одного из противников. Трофейные автоматы свисали на ремнях с плеч наемницы, придавая ей несколько сюрреалистичный вид «девушки – мечты милитариста». Не хватало только пулеметных лент крест-накрест и гранатомета за спиной.

Епископ с нескрываемой ненавистью разглядывал подсвеченный фонариком перевернутый крест, вписанный в латинскую «V», лежавший на капоте.

- И как они узнали? – процедил он.
- Понятия не имею, - дернула головой «искариотка», - я не из отдела контрразведки. Вернемся, ищите «крысу». А пока посветите мне, посмотрим, что они сделали с нашей и без того не слишком «живой» колымагой. Нет, - через пару минут изучения развороченного пулями нутра автомобиля сообщила она, - эта машина уже никогда и никуда не поедет.

Медленно и печально расползающаяся по асфальту из-под бампера маслянистая лужа прозрачно намекала, что в своих выводах Вольф не ошиблась, даже не будучи автомехаником.

- Будем и дальше ждать попутку? – полюбопытствовал епископ.

- Нет, - отрезала Хайнкель, захлопнув капот и направляясь к салону, чтобы забрать сумку со снаряжением. – Во-первых, никто не остановится, увидев расстрелянную машину, чтобы не связываться с криминалом, даже если мы уберем трупы с обочины. Во-вторых, пока что наши «клиенты» предположительно не знают, как прошла операция по нашему устранению. В худшем случае просто ждут доклада, а в лучшем – им успели доложить, что, скорее всего, нас надо просто добить. Это дает нам фору. Сидеть здесь и ждать, пока, не получив известий пришлют вторую группу просто бессмысленно. Теперь надо работать «на опережение», - голос наемницы стал сухим и резким. Сейчас она была не насмешливой охранницей или своенравной подчиненной, а профессионалом, с головой окунувшейся в то дело, в котором была как рыба в воде. – До города час-полтора ходьбы. Если поторопимся, то, скорее всего, успеем взять их «тепленькими», не ожидающими нашего визита. Протянем до утра – они поймут, что их боевики провалили задание и будут готовы к любым неприятностям.

- Логично, - кивнул Максвелл, соглашаясь с выводами девушки.

«Похоже, все-таки марафона по пересеченной местности не избежать», - с тоской подумал мужчина, еще раз вспомнив, что дорогие и элегантные туфли от Сальваторе Феррагамо гораздо больше подходят для прогулок по паркету Папской Резиденции, чем для долгих походов по ночному проселку.

- Тогда пошли, - Вольф закинула на плечо лямку сумки и протянула ему один из автоматов. – На всякий случай.

Энрико уже много лет не брал в руки оружия. Когда-то, еще только вступив в ряды инквизиторов, он – как и все – проходил обязательный курс для оперативников, где в числе прочего обучали и обращаться с разными видами огнестрельного и холодного оружия. Но не слишком преуспел, убежденный в том, что его призвание – это все же кабинетная работа и планирование операций, а вовсе не перестрелки и погони. Хотя почему-то сейчас прикосновение к еще не остывшему после пальбы автомату вызвало почти сладостное ощущение уверенности в собственном едва ли не всемогуществе. Темная и пустая дорога уже не казалась непреодолимым препятствием, а в конце ее ждала долго лелеемая в глубине души и от этого еще более манящая месть. Запоздалая волна адреналина заново вспенила жгучее желание самому пристрелить хоть одного подонка из тех, кто морочил головы потерявшим свет истинной Веры и завлекал обманными маяками своих лжепророчеств и лжебогов. Пальцы машинально, на одной – казалось бы давно потерянной – мышечной памяти пробежались по цевью, выщелкнули магазин, чтобы проверить оставшиеся в нем патроны, сняли предохранитель и перевели оружие в режим одиночной стрельбы, чтобы в случае перестрелки не зацепить очередью Хайнкель. Относительно своих способностей стрелка Максвелл особо не обольщался.

Только закончив все эти манипуляции, он заметил, что телохранительница уже отошла на десяток-другой шагов и остановилась, поджидая его. Глава «Искариота» поспешил догнать ее и зашагал рядом, локтем придерживая болтающийся на плече автомат. Мужчина не заметил в темноте довольной усмешки наемницы, разглядевшей мечтательное выражение его лица, пока он возился с оружием.

«Мальчики от мужчин отличаются только стоимостью и опасностью их любимых игрушек», - хмыкнула про себя Вольф.

***

Стараясь не отставать от широко и размеренно шагавшей Хайнкель, епископ украдкой, насколько позволял слабый свет звезд, разглядывал четкий профиль своей подчиненной. Без привычных темных очков отстраненно-резковатое лицо девушки казалось… более подвижным, что ли. Более эмоциональным. Менее равнодушным.

Сосредоточенный прищур серых глаз – кажется, она обдумывала что-то, скорее всего план предстоящей ликвидации сектантов. Энрико и раньше видел, как ее глаза практически в самом прямом смысле меняют цвет. От искрящегося светло-серого, когда она искренне смеется над тем, как Юмико в очередной раз умудрилась что-нибудь разбить или опрокинуть, до холодного цвета закаленной оружейной стали, когда Вольф сердилась.

Вот она снова привычным движением отбрасывает упавшую на глаза прядку светлой взъерошенной челки и поправляет лямку тяжелой сумки. Все движения четкие, словно заранее выверенные до мелочей и отточенные до автоматизма. Ну да, она ведь наемница, киллер, профессионал. Наверняка привыкла даже поход в душ продумывать с точки зрения безопасности. А еще она почему-то носит сережку только в одном ухе…

- Начальник, - прервала раздумья Максвелла девушка, - если вы еще с пару минут будете продолжать меня так разглядывать, то я подумаю, что нравлюсь вам.

- Ну конечно, - ехидно отозвался Энрико, - я потому и стал священником, что не смог найти себе девушки. Такой, чтобы таскала меня ночью по какой-то глухомани с автоматом наперевес, палила во все, что движется, и считала, что «лучшие друзья девушек – это пистолеты». Теперь вот подумываю о том, чтобы расстаться с саном и сделать тебе предложение.

- Руки, сердца и прочего ливера, - рассмеялась Вольф. – Тогда я заранее согласна. И кстати, на себя бы посмотрел. Рэмбо – последняя свекровь.

Тут Хайнкель прикусила язык, сообразив, что сболтнула лишнего и совсем не в том тоне, какой предпочитала выдерживать в общении со своим шефом. Но, побывав вместе в бою, как-то тяжеловато продолжать «вы»-кать и чопорно обращаться «ваше преосвященство».

Максвелл только хмыкнул, впервые «спустив» подчиненной фамильярность, и попытался посмотреть на себя со стороны. По его мнению, картина действительно должна была быть просто умопомрачительной. Еще с утра белоснежная и отглаженная рубашка пестрела грязными пятнами после близкого знакомства с дорожным покрытием, на колене брюки зияли самой эстетичной из возможных дырой, про то, во что превратился после всех приключений обычно идеально приглаженный и завязанный хвост, он даже думать не хотел. А поверх всего этого «великолепия» бронежилет и автомат в руках. Представив себе все это, Энрико не удержался и захохотал, подумав о том, что могли бы сказать в Коллегии Кардиналов, если бы увидели начальника XIII дивизиона в подобном виде.

- Если ты кому-нибудь расскажешь, - отдышавшись, уведомил он наемницу, - то я тебе такое аутодафе устрою, что весь Ватикан еще лет десять вспоминать будет.

- О чем расскажу? – состроив показательно-недоуменную гримаску, елейно осведомилась Хайнкель. – О том, как ты шатался посреди ночи черти-где в таком виде или о том, какие сладенькие стоны ты умеешь издавать? Наверное, долгая практика нужна для такого, а, шеф?

- Прокляну, - угрожающе-ласково произнес Энрико, понимая, что «искариотка» его просто «подначивает». – Тысячу раз подряд «Отче наш» читать будешь.

- Напугал, - фыркнула Вольф, не выказывая никакого «священного ужаса» перед неотвратимостью кары.

Если бы она в этот момент не рассмеялась, то – возможно – Максвелл и счел бы ее реплики намеренным оскорблением. Но веселое хихиканье свело на нет все его попытки возмутиться. Зато епископ заметил, что непринужденная и чуть пошловатая беседа из шуточек и «подкалываний» помогает скрасить однообразность пешего путешествия, заставляя забыть о набившейся в «городские» туфли пыли, немилосердно натиравшей ноги, темноте вокруг и возможной засаде у цели их вояжа. Так неудачно начавшаяся ночь постепенно превращалась в предвкушение нового приключения, к которым – как он думал – уже давно утратил всякую тягу.

- Кстати, а ты мне так и не рассказала, почему стала наемницей, - напомнил епископ.

- А я уж надеялась, что ты позабыл, - резко посерьезнев, проронила Хайнкель.

- Нет. Твоя очередь.

- Ладно, - она почти неразличимо во мраке пожала плечами, только в сумке металлически брякнуло оружие и глуховато, будто неохотно, добавила: - Я нашла и убила тех, кто убил моего отца. Он что-то не поделил с одной из местных группировок и его застрелили прямо у порога нашего дома. Мать почти сразу «слегла» от шока и через пару месяцев и ее не стало. Мне было шестнадцать, и я просто свихнулась от желания отомстить. И отомстила. А потом меня каким-то образом «нашел» один из главарей конкурирующей банды и предложил работать на него «в том же духе». И я согласилась, потому что хотела уничтожить всех, кто хоть каким-то боком был причастен к смерти отца. А потом уже поняла – гораздо позже – что это единственное, что я научилась делать хорошо. Убивать. Я работала на тех, кто платил больше. Остальное ты знаешь.

- Понятно, - кивнул Энрико, поневоле задаваясь вопросом, насколько же они похожи. Боль утраты близкого человека и желание отомстить тем, кто его отнял, толкнуло обоих к выбору того пути, по которому они пошли. И который, в результате, свел их в одном месте и в одно время. – Ты его очень любила?

- Отца? – тихо переспросила девушка. – Не знаю. Он был очень жестким человеком. У нас были сложные отношения. Иногда я его любила, а иногда ненавидела. Но я всегда отдавала ему должное. В первую очередь он всегда заботился о своей семье.
- А я почти не знал своего отца, - внезапно признался мужчина. – Я ведь бастард. Не знаю, почему мать оставила ребенка, когда узнала, что беременна. Тем более, что потом все равно отказалась от меня. А отца я видел очень редко. Они так и оставались любовниками, но я его не интересовал, даже когда он приезжал к нам на выходные или праздники.

- Хм, - более развернуто рассказ Энрико комментировать Вольф не хотелось, она считала, что комментарии тут и не нужны ни ей, ни ему. – Давай больше не будем о прошлом, шеф. У нас еще большие планы на утро.

- Так как ты думаешь их убивать? – практически мгновенно переключился на новую тему Максвелл, с облегчением осознав, что болезненные для них обоих темы остались в стороне.

- Ну для начала, я предлагаю свалиться как снег на голову их главному, - кровожадно оскалилась наемница.

- С учетом того, что снег у нас тут бывает отсилы раз в году, твое предложение выглядит еще привлекательнее, - съязвил Энрико.

- А потом – согласно списку, ко всем по очереди, - пропустив мимо ушей его иронию, продолжила Хайнкель.

- Отли-ичный план, - оптимистично заявил епископ, ускоряя шаг. – Тогда давай поторопимся. И дай еще сигарету. Кажется, я начинаю понимать, что вы в этом находите…

Два странных человека шли по ночной дороге. Очень разных и странно-похожих. А неудачная ночь, как ни парадоксально, сулила начало удачного дня.