HELLSING FANFICTION

- Глупый, глупый мальчишка… - пальцы с почти отеческой нежностью пробежались по растрепанным светлым волосам и закрыли веки.

Он всегда был глупым обиженным мальчишкой, мой бывший ученик. Хотел стать самым великим, рвался наверх, шел по головам, предавал… Но все это уже в прошедшем времени. Жаль, что именно мне пришлось оборвать его сон. Но я не мог иначе. Я не мог позволить ему упиваться его сном. Он предал свое слово, обрекая на гибель невинных. Он воевал не против того, кто был порождением зла.

- Это Андерсон. Операция «Реконкиста» провалилась. Приказ всем частям Инквизиции – отступать. Возвращайтесь в Ватикан. Я остаюсь, - у меня здесь есть еще дело.

Дело, которое необходимо сделать именно мне. Я должен уничтожить это чудовище – вампира Алукарда. С еретиками-протестантами можно будет разобраться и позже. Сейчас главная цель – немертвое чудовище.

«Тебе, Господи, во славу и во Имя Твое. Укрепи дух мой, Господи, и даруй силу свершить во Имя Твое», - слова молитвы сами рвутся из горла. Вижу ли я, что только мне это под силу? Нет, скорее не вижу, кто еще мог бы это сделать. Люди слабы, они не смогут ему противостоять, он просто пройдет сквозь их ряды, насытившись их смертью.

Чудовище надо остановить, оно сквернит землю своим присутствием, оно предало и переступило все законы и божеские, и человеческие. Сила его – от Сатаны.

Сегодня ночь, когда все кошмары становятся явью. И если такова Твоя воля, Господи, то я буду тем, кто будет обрывать сны забывших Слово и Имя Твое.

Он ждет меня. Я знаю это. Я чую. Он ждет – вороненая сталь доспехов и непривычно спокойное лицо, лишь чуть насмешливая улыбка на тонких бескровных губах осталась от прежнего облика. Он выпустил всех, кто был его пленниками столько сотен лет. Именно сейчас, пока он один, только сейчас его можно сокрушить.

- Умри!

Звон столкнувшихся клинков, словно набат. Гулкий и грозный звук колоколов, предупреждающий, что сейчас разверзнется ад. Который может закончиться только со смертью одного из нас. Двоим не место на этой земле.

«Господи, если сегодня день гнева Твоего, то дай же мне забрать с собой в преисподнюю это зло. В Тебя, Господи, верую! В руки Твои себя предаю, и да свершится Воля Твоя».

- Мой заклятый враг, - он смеется. – Глупый проповедник, предатель. Рим не меняется тысячи лет. Вы все так же стремитесь править миром, а внутри вас лишь гниль.

Нам даже не надо говорить вслух. Я вижу все в его глазах, я могу читать его как открытую книгу.

- Вы все так же бьете кинжалами в спину тем, кто верит вам. Иуда родился не в той земле, где ему было бы надо родиться.

- Ты бредишь, тварь!

- Да? Спроси об этом у того, кто почитал тебя, словно отца своего. И кого ты сегодня предал, позволив моим мертвецам убить его. Спроси об этом у тех, по чьим трупам вы шли, хотя встречали они вас с надеждой на защиту от порождений ночи.

Грохот выстрелов и лязг штыков. Взрывы и стоны вдалеке. Симфония ада, сошедшего на землю. Мертвецы танцуют.

- А разве не ты предал все, что было тобой? Разве не ты предал Господа, отдавшись дьяволу и получив от него свою силу? – мне хочется быть безумцем, мне хочется смеяться и голыми руками разрывать этого вампира. Лишь бы не слышать его слов, лишь бы не понимать, что он прав. Лишь бы не…

- Я предал себя. А ты сегодня предал доверие и любовь. Ты предал других. Что страшнее? Измерь это на весах правосудия твоего бога, католик. Кто из нас совершил Иудин грех?

Ярость. Боль. Выстрелы рвут тело. Я уже не успеваю регенерировать, кровь заливает глаза. Я должен покончить с ним во что бы то ни стало. Хотя бы затем, чтобы заставить его замолчать.

Снова и снова поднимаюсь с изувеченной осколками мостовой. Во всем мире сейчас только я и он. Словно мы где-то уже очень далеко от этого города. Словно никто не сможет пробиться на эту площадь.

- Какой человек! Всего лишь человек, но какая сила, - в прищуренных багряных глазах досада и… уважение? В глазах Зверя из Бездны.

Мир разрывается клочьями ткани и брызгами крови. Мир летит в такт нашим ударам. Я хочу стать безумцем. Я хочу только одного – убить его. Заставить навеки сойти в ад. Пусть и ценой своей жизни. Я хочу победить.

«Господи, помоги!»

- Покажи, как ты убьешь меня. Оборви мой сон, мой драгоценный заклятый враг! – что это? Мольба? Что он увидел в моих глазах? И что я пытаюсь увидеть в его?

Я готов. Штыки послушны моей воле как никогда. Они летят навстречу Алукарду и разлетаются от его выстрелов. Это не важно. Кровь першит в горле и течет по стеклам очков, окрашивая и без того мрачные краски этой ночи в алый. Так ты видишь наш мир, вампир? Сквозь пелену своей личной преисподней?

Он меток. Нечеловечески меток и быстр. Рука повисает бесполезной плетью, болтаясь на обрывках кожи. Я не остановлюсь, я не позволю тебе одержать верх. Я – человек!

- Признай свое поражение, жалкий предатель. Сколько у тебя шансов на победу?

- Даже если один из миллиардов, то мне и его достаточно.

- «Говорю тебе: не пропоет петух сегодня, как ты трижды отречешься», - странно слышать цитаты из Евангелия из уст вампира.

- О чем ты, нечестивец?

- Ваш Иуда, чьим именем зоветесь, предал один раз. Сегодня ты трижды предашь, - он снова словно смеется надо мной.

«Господи, дай мне сил совершить задуманное».

Ряды мертвой армии смыкаются предо мной, только голос доносится из-за их спин.

- Ну так кто же ты теперь? Пес? Или Человек? - я готов поклясться, что ему действительно интересно.

Я поднимаюсь с колен и бросаюсь вперед. Мертвые жадно тянут руки. Смерть блестит на тысячах копейных жал и клинков. Играет рыжими огоньками, ловя отблески пожарищ. Танцует на остриях моих штыков. Мне не надо видеть глазами, я вижу всей своей сущностью, что вампир улыбается. Печально и понимающе.

- Значит Человек.

Он доволен. Смерть вокруг. И я становлюсь этой смертью, убивая тех, кто уже один раз умер. Освобождая их.

Уже не больно и не страшно. Тело пытается заживить раны, но новые появляются быстрее. Я должен выжить, я должен дойти до него. Я – вершитель божественного правосудия!

Глухие хлопки выстрелов за спиной. Глупцы, уходите! Нет, они встают в строй.

- Если бы мы сейчас ушли, то уже не были бы собой – XIII отделом, «искариотами», - это Хайнкель. Глупая девочка, тебе еще жить и жить. Это не твой бой и не их бой. Вы хотите победить или умереть. Вы пришли для этого. Вы все погибнете.

«Господи, дай мне сил! Сделай меня безумным, я хочу только одного – победить!»

Взрывы, крики позади. Они умирают ради того, во что верили. Они умирают с улыбкой на губах.

Ночь сотни мечей никогда не закончится. Но он стоит передо мной. Он смеется. Чудовище довольно.

Ярость поглощает все. Мир сужается до одной-единственной фигуры. И теплым толчком из чудом уцелевшего внутреннего кармана плаща – маленькая вытянутая коробочка. Гвоздь святой Елены. Последнее средство.

- Последняя крупица чуда? – насмешка в голосе Алукарда не может замаскировать недоумение.

Что надо делать я уже знаю. Сотни лет Ватикан берег эту реликвию. Для этой ночи. Для меня. Я уверен в этом. Даже простое прикосновение к святыне вливает новые силы в измученное тело.

- Хочешь стать чудовищем?! Чудовищем Бога?! – в словах вампира злость и страх. Не страх за себя. Другой страх. Чего он боится? – Правда хочешь стать игрушкой божественной силы и бессмертия? Пойми, глупец, не имеет значения; с верой в Бога или без нее – чудовище есть чудовище!

Мне все равно. Я должен его уничтожить. Мы на войне, а на войне все средства хороши.

- Таких чудовищ, как я, должны убивать люди. Таких слабых чудовищ, которые не смогли быть людьми, - я, словно сквозь горячий и плотный туман, слышу боль и грусть в его обычно язвительном и насмешливом голосе. – Стой, человек! Не становись таким, как я.

- Мне следовало родиться грозой, молнией, бурей. Всесокрушающей, безжалостной и несущей ужас. Мне достаточно быть лишь штыком божественного правосудия! – я кричу, а реликвия в моей ладони трепещет в такт ненависти в моих словах. – И если я ей стану, да будет так. Аминь!

Гвоздь входит в сердце почти безболезненно и легко, как разогретый нож в масло. Лишь пара капель крови падает на землю.

Я чувствую себя бурей. Ужасающей грозой, ослепительной на черном ночном небе. Все вокруг заливает свет. Ослепительный свет. Это сияние Славы Божьей. И я – острие клинка гнева Его.

Мы стоим против друг друга бесконечно долгую секунду. Не вампир и не человек. Свет и Тьма. Сияние мечей воинства Господня и змеиное шипение армий ада. Мне уже не нужна молитва – я знаю, что со мною Бог. Я чувствую силу Его в себе. И терние, что стало символов страстей Христовых, прорастает из моей груди.

Это уже не дуэль. Этот бой не прервет никакой секундант. Я не могу остановиться на полдороги. Свет и сила переполняют меня. Мне не нужны глаза, чтобы видеть его, мне не нужны руки, чтобы поразить. Я и есть сила и мощь.

- Второй раз, - я слышу его мысли.

Да, мы сейчас близки, как братья. Мы наконец стали на равных. Нам не нужны слова. Свет окутывает меня. Я и есть свет. Я – молния, я должен разить. Стал ли я безумен?
Нет. Я стал тем, кто сможет его убить. Что бы он ни говорил.

Мы уже неразделимы. Мы вечны. Наша схватка длится тысячелетиями. Мы умираем и возрождаемся, подобно языческим фениксам. Терние и кровавая тьма.

«В тебя, Боже, верую…»

- Ты мог бы стать тем, кто убьет меня. Я даже был бы рад, если бы ты убил меня, - снова горечь и тоска. Разве это говорит вампир, чье сердце едва не пронзил мой клинок, остановленный лишь рукой этой упрямой девчонки? – Но теперь я не позволю тебе победить. Уже поздно. Ты уже не человек, но и не демон. Не день и не ночь. Я не позволю. Чудовище может убить только человек.

Сжавшаяся ладонь пробивает мое сердце. Не слишком ли много для него?

Не больно. Я – свет. Мне не может быть больно. Но он вырывает из груди сердце. Гвоздь святой Елены пламенеет чистым светом в руке вампира. И я чувствую, как подкашиваются ноги, а мостовая бьет в спину искореженными камнями. Свет уходит из меня и гаснет, когда Алукард сжимает кулак, нечеловеческим усилием гася пламя и корежа последний осколок чуда.

- Ты трижды предал сегодня, - он шепчет, и голос ломается от боли. Может ли быть больно истинному вампиру? – Ты предал доверие, когда убил своего епископа. Ты предал Бога и себя, когда решил стать чудовищем. И ты предал даже меня – своего врага – когда позволил мне победить тебя. Кто из нас больше достоин звания Иуды из Кариота? Где твои сребреники? Что швырнешь ты под ноги фарисеям? Кто вел тебя сегодня? Я и так отвечу. Гордыня. Не Бог и не Вера, которую ты призывал. Ты не смог. Мне жаль тебя, христианин. Все, что ты можешь – это умереть человеком. И то, только потому, что я тебе помог.

Я не хочу этого слышать на пороге смерти. Я не хочу знать, что он прав. Свет меркнет перед глазами, сжимаясь в темный туннель. Дойду ли я до его конца? Не останусь ли во мраке, куда сам себя поверг? За мечты часто приходится платить душой. Дьявол знает цену своим дарам, даже если мы не можем ими воспользоваться так, как хотели.

«Господи, я делал во Имя Твое!»

Я ошибся. И никакая цена не будет слишком высока за мое предательство.

- Ты стал мной, - хрипит Алукард. Кровавые слезы текут по мраморно-белой коже. – Я ощутил все то же, что и ты.

Да, мы были едины. Да, мы были отражением друг друга.

- Не плачь, дьявол, - силы остаются только на то, чтобы еле слышно шептать. Тело осыпается прахом. Из праха мы пришли и во прах обратимся. – Ты и я – мы одно. Ты не хотел плакать и стал демоном, я не хотел, чтобы плакали дети, и тоже стал им. Господь мудр и не дал мне стать чудовищем окончательно. Он простил меня, позволив тебе меня убить. Твое бесконечное прошлое станет пылью перед твоим бесконечным будущим. Я предал сегодня трижды, но я ухожу, а ты останешься со своим предательством. Это мне жаль тебя, вампир. Твоя судьба горче моей.

Сейчас я понимаю это так ясно, как будто слова полыхают огнем перед глазами. Еще четче, чем раньше я вижу, насколько мы похожи. Я ухожу, чтобы ответить перед Господом за свои грехи и за свои слабости, а он остается. Мы оба предатели, Иуды. Я предал Бога сейчас, он – сотни лет назад. Но финал все равно один. И мы оба расплатились кровью – серебром души. Вот мои тридцать монет, что я швырнул под ноги сатане, что соблазнил меня. А ему уже давно нечем платить. Его кровь проклята, его серебро души – лишь мелкая разменная монета. Сколько бы он ни пил чужой, все равно не сможет накопить достаточно, чтобы оплатить свои долги.

«Господи, суди нас не по грехам нашим, а по милосердию Твоему…»