HELLSING FANFICTION

Хуже адовых врат называть свои цепи наградой.
Лора Бочарова.

Пролог.
На земле всегда остается только человеческое. Злоба, горечь, обида, боль.
Кровь струится по наконечнику, древку, по сжимающим копье пальцам.
И это Ты тоже оставишь им, людям.
Они будут снова терять, искать и подделывать. Владеть, использовать и ошибаться, миллионы раз ошибаться. Убивать, предавать и воровать. И в том числе – с Твоим и Его именем на устах.
И все равно – Ты умираешь за них, и оставляешь им власть. И право выбора.
Последний вздох – копье опускается, два стражника переглядываются и в молчании начинают спускаться с холма. Едва слышно шуршит под сандалиями сухая, растрескавшаяся без дождя земля. Один из них заметно нервничает, запинается, кусает губы. В конце концов не выдерживает и отшвыривает окровавленное копье.
Словно бы в ответ на глухой удар о землю над их головами прокатился раскат грома. Первые капли грозы, пришедшей со Средиземного моря, ударили по земле.

***
- Гластонбери? – я недоверчиво хмурюсь.
- Да, леди.
- Не думала, что Ватикан гоняется за миражами. Да еще за такими древними, - я постукиваю по столу незажженной сигариллой, пытаясь этим ритмом привести в порядок чехарду мыслей.
- Похоже, они знают, что ищут, - замечает Уолтер.
- Ищут или уже нашли?
Уолтер молчит. Он знает – ответ мне не нужен. Это просто привычка говорить вслух сама с собой.
Дело в том, что «Матфеи» за мифами не гоняются. Специальный отдел по работе со священными реликвиями не станет размениваться по мелочам. А еще они считают почти ниже своего достоинства действовать скрытно. Когда речь идет об артефактах, становится не так уж важно, в чьих именно они руках, главное, чтобы эти руки умели с ними обращаться.
Но если «Матфеи» в этот раз пытаются все сделать незаметно…
- Значит, нашли что-то, что Англия не согласится им так просто отдать? – Алукард, как обычно, входит без стука и предупреждения.
Я едва заметно морщусь. Дело не в том, что он читает мысли, просто уже слишком хорошо знает, как именно я думаю. Вроде бы уже пять лет прошло, а я так и не привыкла.
- Хорошо. Нужно проверить в любом случае.
- Леди Хеллсинг, смею заметить, это не совсем в нашей компетенции, - вкрадчиво говорит Уолтер.
Щелчок. Сначала – портсигара, потом – зажигалки. Подобные звуки всегда помогали мне сосредоточиться и привести мысли в порядок. Иногда даже приходило в голову перейти на сигары, чтобы к двум щелчкам добавился третий – гильотины.
- Специальные силы Ватикана разгуливают по Англии, не удосужившись сообщить о своей деятельности. Если сейчас начать официальную переписку, то за ее время «Матфеи» успеют найти и сделать все, что хотели. Действовать нужно быстро, придется лететь в Гластонбери и выяснять все на месте. Уолтер, можешь уведомить об этом «Матфеев». И пусть меня там встретит тот, кто сможет отчитаться по делу.
- Думаешь решить все за один день?
Я покосилась на вампира. Иногда мне хочется запретить ему вмешиваться в разговор, но почему-то я не могу заставить себя это сделать.
- Со временем пребывания разберусь на месте. Уолтер, мне нужны пистолет и два охранника.
Дворецкий выходит, а вампир поворачивается ко мне, словно бы ожидая вопроса. Ну, хорошо.
- Что можно искать в Гластонбери, Алукард?
- Меня не интересуют человеческие легенды, - лениво бросает он, - вы придумали себе слишком много несуществующих вещей и гоняетесь за ними, в надежде, что выдумка материализуется.
Я усмехаюсь – странно слышать такое от существа, которое само в некотором роде является легендой.
- Полетишь со мной.
- Как скажете, хозяйка.

***
Ненужная и вредная привычка – стремится во всем разобраться самолично. Я отдавала себе отчет в том, что просто боюсь переложить ответственность за решение каких-либо вопросов на других. Нет, я не сомневалась в компетентности своих людей, просто куда спокойней, когда ты сам отвечаешь за все. Меньше сюрпризов.
Шум лопастей вертолета над головой уже давно не отвлекает меня от мыслей – не единожды приходилось куда-то срочно срываться, вникая в суть дела уже по пути.
«Разумеется, леди Хеллсинг, мы готовы действовать в полном содействии с вашей организацией и приглашаем самолично убедиться в том, что наши действия не таят себе никакой угрозы для Великобритании. Вас, разумеется, встретят и представят подробнейший отчет о нашей деятельности». Изысканно-вежливые фразы, в которых ни слова правды.
Впрочем, пока обвинить их в чем-либо правда затруднительно. Выяснено, что небольшие отряды «Матфеев» ежедневно прогуливаются по Гластонберри Тор – и ни расспросов населения, ни тем более раскопок.
Алукард сидит напротив и только что не жмурится. Предвкушает. Иногда мне кажется, что он находится только в двух состояниях – бесконечное безразличие ко всему окружающему и предвкушение.
- Спустимся – не показывайся без надобности. Нет никакой необходимости портить отношения с «Матфеями», тем более, пока они продемонстрировали хотя бы видимость желания сотрудничать.
Он бросает взгляд через плечо, вниз, где уже видны скопления домиков и зеленый холм, щерящийся руинами на вершине.
- Мне кажется, насчет Третьего отдела ты зря беспокоишься.
- В смысле? – настороженно переспрашиваю я.
Но он уже растворяется в тенях салона. Наверное, за столько лет служения можно научиться даже из приказов извлекать выгоду для себя. А мне никак не удается формулировать их так, чтобы он не смог этого сделать.

***
До этого с «Матфеями» я никогда напрямую не сталкивалась и была удивлена, увидев в роли встречающего знакомое мне лицо. Неприятно удивлена.
- Добрый день, леди, вижу, вы устали от суеты столицы и выбрались отдохнуть в этом райском месте?
Высокий мужчина с растрепанной копной пепельных волос безмятежно улыбается мне. Все мои впечатления от наших предыдущих нечастых встреч были крайне негативны. Казалось бы, не мне рассуждать о несоответствии возрасту занимаемой должности, но я всегда считала, что он получил куда больше власти, чем ответственности.
- Энрико Максвелл, позвольте поинтересоваться, что здесь делают «Искариоты»? – я закуриваю. Все действительно сложнее и серьезней, чем казалось на первый взгляд.
- У нас отпуск, - будь на его месте кто-нибудь другой, я бы почти поверила.
- Однако, поскольку вы меня встречаете, очевидно, вы решили прервать свой отдых, дабы рассказать мне о деятельности «Матфеев»?
- Не совсем так, леди. Думаю, вам лучше будет самой понаблюдать за нашими исследованиями – правда не сегодня, солнце уже садится и они заканчивают.
- Что вам мешает объяснить все сейчас? - тянуть время – его любимый прием. Причем использовал Максвелл его не в качестве последней соломинки, а всегда тщательно рассчитывая, куда именно потратит выигранные часы. Поэтому опасно отдавать ему даже лишнюю минуту
- Я уверен, вам лучше будет увидеть все своими глазами. Вы сразу же убедитесь, что нет ни малейшего повода для беспокойства и мы не делаем ничего, что могло бы затронуть интересы Англии.
Но ты ведь не хуже меня знаешь, что уже сам факт твоего присутствия здесь исключает этот вариант. Такое ощущение, они уже нашли то, что искали и сегодня же ночью сбегут в Ватикан. С них станется. Однако мне не за что зацепиться, чтобы заставить его говорить сейчас.
- Хорошо, - у этого человека талант ставить меня в тупик. - Завтра, с самого утра я хочу знать, что здесь происходит.
- Разумеется, леди. Вас проводить в отель?
- Не думаю, что вам стоит утруждать себя этим, - безразлично бросаю я ему на прощанье.

***
Из окна номера видны темные контуры Гластонбери Тор, ночной воздух, наполненный запахом цветущего мирабилиса, мешается с сигаретным дымом, и мне сложно думать о чем-то плохом в этом на самом деле уютном месте. В комнате будто бы похолодало, я поежилась и сказала, не оборачиваясь:
- Солдатам я велела следить за номером Максвелла. Все-таки кое в чем его присутствие полезно – раз уж он здесь, ничего серьезного без его участия предприниматься не будет. Максвелл никогда не бывает в стороне.
- Ты тоже.
- В моем случае это необходимость.
- Ты слишком за многое берешься. И поэтому можешь когда-нибудь не удержать в руках главное.
Я оборачиваюсь, готовая увидеть только растворяющийся силуэт, но вампир сидит в кресле и смотрит на меня. Что ж, по крайне мере он, в отличие от людей, не бежит от ответа.
- Что ты имеешь в виду?
- Всего лишь то, что сейчас вам лучше лечь спать, хозяйка.
А в комнате действительно холодно, и мне неприятно от ощущения, что он знает больше меня. Не нравится, что слуга говорит, что мне стоит делать, и то, что он при этом прав.
- Присматривай за ними, - я ломаю сигариллу в пепельнице и тянусь закрыть створки. Досаду хорошо скрывать за действиями.
- Разумеется, - вампир поднимается и, приподняв шляпу, растворяется в полумраке.

***
Я проснулась от странного, смутного чувства беспокойства. Полежала, прислушиваясь к себе, но беспокойство не проходило, не становясь более определенным, оно все острее покалывало изнутри.
Я резко села и почти сразу наткнулась на горящий алым в темноте взгляд Алукарда.
- Подрабатываешь будильником? – нащупывая на тумбочке очки, я за сердитостью в голосе прятала страх. Прежде таких фокусов Алукард себе не позволял, впрочем, вязкое беспокойство потихоньку отступало, стоило ему убедиться, что я проснулась.
- Посмотри в окно.
Что-то было в его голосе – я вскочила сразу.
Казалось, что на холм бросил гирлянду. Я не сразу поняла, что цепочка пульсирующих огоньков, движущихся вокруг холма – люди с факелами.
- Какого черта?! – картина была совершенно дикая и нереальная. – Это «Матфеи»?
- Да.
- Чем заняты солдаты?! Они должны были следить за ними!
- Проверить?
Он, скорее иронизирует – в конце концов, неважно, где солдаты, важно, что мне сейчас нужно быть на холме, но я киваю головой. Мне необходимы несколько минут его отсутствия, чтобы прийти в себя и собраться с мыслями. Вампир исчезает, а я, спешно одевшись и схватив оружие, вылетаю на улицу. Неестественно тихо – городок спит, и дела ему нет до той чертовщины, что творится на холме. Хорошо, что хоть ключи от машины я вчера у солдат забрала. Алукард появляется у меня на дороге так, что я едва не налетаю на него.
- Ну, где они?
- Спят.
- Что?! – у меня появляется желание поговорить с Уолтером насчет отбора сотрудников.
- Думаю, они уснули не по своей воле.
Вот как. Подсыпать снотворное мне самой «Матфеи» побоялись, а о присутствии вампира не знали. Значит, еще есть шанс успеть.
Ехать – всего ничего, но я успеваю заметить, что люди с факелами двигаются по круговым дорогам, опоясывающим холм. Не поднимаются наверх, просто идут в каком-то странном ритме. Наверное, это красиво выглядит сверху – переплетение светящихся движущихся кругов.
- Максвелл там?
Алукард несколько секунд молчит, вглядываясь в темноту, потом отвечает:
- Да, на самом холме. Ждет.
- Сумеем подняться незаметно?
- Сумеем, даже наткнись ты сейчас на них – они не прервут ритуал. Только зачем тебе именно он?
- Максвелл знает больше всех и управляет всем, что происходит. И только он может заставить их прекратить.
Машина мягко тормозит у подножья.
- Идем, - торопливо выбираюсь я из автомобиля.

***
Неспешный танец факелов завораживал даже немертвого, и, если Интегра торопилась наверх, не смотря по сторонам, то вампир прислушивался к тому, что творилось вокруг. Этот странный ритуал-шествие что-то будил. Что-то дремало в этом холме – древнее, чуждое ему, очень сильное. Дающее власть. Власть над миром, людьми, но, главное – власть над самим собой.
Когда вампир стал слугой Абрахама Ван Хеллсинга, он почти ликовал. Он был в восторге от людей, сумевших связать чудовище печатями, показавших, что значит настоящая, истинная сила.
И пять лет назад, пробужденный ее кровью – он снова ликовал при виде маленькой девочки, унаследовавшей железный характер своего рода.
Кровь – великая сила, ни разу ему не пришлось усомниться в Интегре или в ее праве быть хозяйкой чудовища.
Но сейчас, в дрожащем воздухе, в танце огней – печати меркли, истончались, становились только иллюзией. Им овладевало позабытое и теперь уже совсем ненужное чувство свободы. Оно не манило и не опьяняло, скорее, наоборот, пугало.
И Алукард понимал, что снова сможет почувствовать сладкую боль поражения Истинному человеку. Каждый Хеллсинг должен с ним в чем-то сразиться и выиграть – и только тогда он по-настоящему поймет, что значит быть хозяином чудовища.
До вершины холма совсем немного, и она еще успеет выбежать к руинам старого храма.

***
Алукард был прав – Максвелл стоит здесь, почему-то совсем один, и наблюдает за светом факелов. Мы вышли точно за его спиной и я, быстро переведя дыхание, кричу:
- Какого черта происходит, Максвелл?!
Он оборачивается. На его лице досада, и недоумение – видимо, всерьез рассчитывал, что им удастся провернуть все незаметно. А в следующую секунду Максвелл бросает взгляд за мою спину, его глаза расширяются от ужаса, и он делает несколько шагов назад. В общем-то, обычная реакция людей на вампира, но все-таки не для того, кто как минимум знает об их существовании. Я оборачиваюсь.
Алукард стоит на самом краю, опустив голову, а вокруг вьются отростки монструозной формы, мигая десятками алых глаз. Что за представление он решил устроить?
- Алукард, - раздраженно бросаю я, - Я не отдавала приказ о снятии печатей.
- Думаю, он больше не требуется.
Что-то было в этой фразе. Что-то куда большее, чем просто отсутствие привычного «хозяйка» в конце предложения. Я машинально отступаю назад.
- Я приказываю тебе принять нормальную форму, - я произношу это спокойно, не повышая голоса.
Он качает головой и делает шаг к нам. Мне еще не страшно – я просто отказываюсь верить в происходящее. Я хочу повторить приказ, но внезапно как клинок меня пронзает осознание бесполезности этого. Мысль такая резкая, что не оставляет вопросов, как и почему это произошло. Алукард вопреки обыкновению, не болтает и не объясняет ничего, а просто бросается вперед. На меня. Инстинкты работают быстрее сознания, я стреляю, отскакиваю в сторону, не успевая подумать, что даже будь в моем пистолете сейчас серебряные пули, они не причинили бы ему вреда, а его реакция куда быстрее человеческой. Но, видимо, еще что-то осталось от печатей или нашей связи – я успеваю увернуться, а он очень медленно заращивает раны.
Внезапно становится резко светлее – это разом полыхнули факелы все еще не прервавших свой ритуал «Матфеев», о которых я в ту минуту совершенно забыла. И в этой вспышке я словно бы наяву вижу, как исчезают последние линии в причудливом узоре пентаграммы вокруг вампира. А еще в затухающем свечении, прежде чем провалиться в темноту, я успеваю увидеть его безумную, предвкушающую, торжествующую ухмылку.

***
Я не сразу поняла, что произошло и то, что я все еще жива. Больше всего это было похоже на то, что холм словно «раскрылся», вновь сомкнувшись над нашими головами, когда мы в него провалились. Говоря «мы», я имею в виду отнюдь не вампира.
Максвелл вскакивает – я не вижу его, потому что глаза еще не привыкли к темноте, но отчетливо слышу.
- Хеллсинг, что это значит?
- Не знаю, - я тоже понимаюсь, медленно, с трудом, опираясь на шершавую стенку. Краем сознания с удивлением отмечаю, что пальцы ощущают не землю, а камень, - Мы что, провалились под землю?
- Я вовсе не про это. Что с твоим вампиром?
- Не знаю, - мне действительно больше нечего ему сказать.
Впрочем, какая разница – что, мне уже не страшно, напротив, меня захлестывает почти детская обида. Я должна быть не здесь, а там, наверху, это мое чудовище и только я могу вернуть его обратно, что бы с ним ни произошло.
- Он свободен, да?
- Я_не_знаю, - мне хочется отмахнуться от Максвелла, как от надоедливой мухи.
Раздается сухой треск – Максвелл уже успел отыскать на стене факел и зажечь его. Стены и пол действительно облицованы камнем, мы находимся
в тупике коридора, чей конец погружен в темноту.
- Черт возьми, оно все-таки работает, - в голосе Максвелла слышится восхищение, ликование и нетерпение.
- О чем ты? – я внезапно вспоминаю, из-за кого мы здесь оказались, и меня захлестывает злость, - Что вы тут искали, Максвелл, отчего мой вампир сошел с ума?!
Он не обращает на мои слова никакого внимания, а направляется вперед по коридору. Ну уж нет, хватит тебе уходить от ответа.
- Почему католики ведут себя, словно сатанисты, разгуливая с факелами по Гластонбери? И что произошло с холмом, объясни мне, наконец! - я схватила его за руку, но он, резко обернувшись, прижал меня к стене с силой, которую от него никак не ожидала.
- Здесь власть, Хеллсинг, - безумие в его глазах пляшет вместе с отблесками света факела, - Настоящая, абсолютная, над тем, над чем только пожелаешь. И ты не сможешь помешать мне ее получить.
- Вы что, Грааль здесь надеетесь найти?!
- Грааль не единственная реликвия, которая может подарить тебе то, что ты хочешь. А мы не ищем, мы уже нашли все, что нам было нужно. Оставалось всего лишь найти способ проникнуть сюда. Мы слишком много лет разгадывали ход ритуала ключа и, наконец, у нас получилось. К сожалению, мы не успели закончить подготовку до того, как сюда примчалась ты со своим псом. Впрочем, это все уже не важно. Ничего не важно, кроме того, что ждет меня в конце этого туннеля. Ты даже можешь пойти со мной – все равно уже не сможешь ничего изменить.
И, резко отвернувшись, он снова направился вперед. Больше всего на свете мне хотелось сейчас проснуться, настолько бредовым казалось происходящее. Но иного выхода, кроме как последовать за Максвеллом не было.
Коридор оказался не длинным и окончился кованой железом дверью.
Максвелл пристраивает факел в гнездо на стене и берется за ручку. Вопреки моему ожиданию, дверь поддается легко. Створки плавно расходятся и я, уже не в силах дальше терпеть неизвестность, тороплюсь зайти внутрь вперед него. Максвелл бросается за мной, но замирает, едва переступив порог. Я делаю по инерции несколько шагов, но тоже останавливаюсь.
Да уж, это не хуже Грааля.
На каменном постаменте лежит копье. Самое обычное, простое копье, ничем не примечательное оружие, от которого волнами расходится небывалая сила.
«Матфеи» знают, за чем охотиться. В такие моменты отпадают все вопросы – почему оно здесь, как получилось, что никто не нашел его раньше. Вещи, подобные этому, появляются всегда точно в то время, в которое должны.
- Копье Судьбы, так вот что… - я обернулась к Максвеллу и осеклась.
Он смотрит на копье глазами, полными безумного вожделения. Сразу становится понятно, почему именно он был главным в этой операции – такая жажда власти просто обязана была привести его к цели.
И я с ужасающей ясностью осознаю, что ни в коем случае нельзя отдавать копье ему. Ватикан просчитался, жаждущий может отыскать, но владеть не должен, ни в коем случае. Стоит ему взять копье в руки – и мир рухнет, потому что Максвелл захочет бросить к своим ногам все.
И вот тут мне становится по-настоящему страшно. Так, как не было никогда прежде. Ни тринадцатилетней девочкой, вдвоем в подвале с чудовищем, ни на первом оперативном задании, ни пятнадцать минут назад, когда вампир перестал быть моим слугой.
Я знаю, как обращаться с чудовищами, но люди бывают куда опасней.
Максвелл делает шаг вперед. Всего один шаг, но я понимаю, что это как первая трещина на льду, который взламывает река. Еще несколько мгновений обманчивого затишья – и стремительный поток разорвет ледяную корку в клочья.
- Стой, - я сама не узнаю свой голос.
Он смотрит на меня глазами зверя, который увидел добычу. В таком состоянии, кажется, он способен разорвать меня голыми руками. А у меня даже оружия нет, потеряла пистолет, пока падала.
У меня есть только одно – чуть больше двух метров, на которые я ближе к копью.
Но я не могу. Артефакты – такие артефакты – не должны принадлежать людям. Поэтому их всегда прятали, прятали, как могли, только бы они не попали не в те руки.
Более «не те» руки в данной ситуации придумать сложно.
- Стой, - повторяю я.
На что я надеюсь, меня не слушается уже даже собственный слуга, не то, что он.
Еще шаг. Всего метр. И только один выход – взять копье первой. Если успею, потому что сейчас Максвелл способен на все.
Не могу. Мне страшно от того, что я не знаю, власти над чем попрошу. Оно не будет слушать пафос правильных речей, оно даст тебе то, что ты хочешь на самом деле. Даже если ты не можешь признаться в этом себе. Максвелл, получив копье, уничтожит мир, но что захочу уничтожить я?
Еще шаг. Полметра.
Надо выбирать. Людям дан величайший дар – выбирать, мечась между крайностями, или, напротив, между почти одинаковыми вещами, разнящимися оттенком.
И хватит терять время, пока Максвелл не выбрал за тебя.
Я бросаюсь вперед, не обращая внимания на крик, полный ненависти и боли за спиной. Отполированное ладонями древко приятно на ощупь, как любое дерево. Странно, но я ничего не чувствую, никакой особой силы.
Просто понимаю, что теперь Максвелл не сделает больше ни шага, потому, что я этого не хочу.
Просто понимаю, что должна сделать.
Боже, о чем я думала, какой еще власти мне можно желать?
Еще плохо понимая, что делаю, я очерчиваю копьем круг в воздухе. Пять точек. Линии, сплетающиеся в звезду.
Светлеет, помещение вокруг расплывается, контуры блекнут – и вот мы уже стоим на вершине холма. Не знаю, откуда я помню все знаки печати, но руки словно бы сами собой выводят узор, вспыхивающий алым в ночном воздухе.
За этим узором я не сразу замечаю Алукарда, который смотрит на меня все с той же предвкушающей ухмылкой и даже не думает сопротивляться.
Неужели ты на самом деле думал, что родится Хеллсинг, неспособный тебя удержать?

***
Хеллсинги всегда делают именно то, что должны, они всегда выбирают верный путь, иначе они бы не смоли стать его хозяевами.
Новая печать – уже ее собственная - набирает силу, и вампир знает, что сейчас будет больно, так же больно, как когда сто лет назад его сердце пронзил осиновый кол Абрахама Хеллсинга.
Но он улыбается.
«Молодец, девочка, ты все сделала правильно».

***
Последний штрих – печать опустилась вкруг вампира, полыхнула ярче, и алыми сполохами отозвался узор на перчатках Алукарда. Пентаграмма гаснет, а он опускается на колено.
- Хозяйка.
В моей душе – необъяснимое ликование, ощущение чего-то невероятно правильного. Мне хочется сказать ему что-то в ответ, но я просто не могу подобрать слова. Будто не было всех этих лет служения, и я первый раз почувствовала себя хозяйкой чудовища.
Ноги подкашиваются. Копье тает в руках прежде, чем я успеваю это понять. Да, людям такие артефакты принадлежать не должны. Но могут помочь им сделать что-то важное.
Я рассеяно оглядываюсь. Максвелл стоит на коленях в каком-то полуобморочном состоянии. Найти то, о чем так мечтал, и потерять – я не знаю, сможет ли он с этим справиться.
«Матфеи» то ли ушли по окончании ритуала, то ли разбежались при виде Алукарда. Впрочем, за начальником они должны вернуться.
Я нашариваю в кармане сигариллы, закуриваю.
- Вам удалось меня убедить, Максвелл, что ваша деятельность более не сможет затронуть наши интересы. У вас есть завтрашний день, чтобы убраться с территории Англии.
Мы спускаемся с холма, и я чувствую, за своей спиной силу, послушную моей воле. Странно ощущение, что изменилось все, оставшись при этом прежним.
Где-то на западе гремит приближающаяся гроза.

Эпилог.
- И все-таки ты предал.
- Предал. Но иначе было нельзя. Как бы Иисус смогу воскреснуть, если бы его не распяли?
- Вечный спор, виновен ли Иуда… Слишком смелые аналогии ты проводишь.
- Зато точные. Только настоящий человек может управлять чудовищем. Но для этого он должен его подчинить.
- То есть, сейчас что-то изменится?
- Измениться может все или ничего. Решать только тебе.
- И все-таки ты предал.
- Я скажу тебе больше – я даже получил свои тридцать серебряников.
- И каково это? Награда или наказание?
- У меня будет достаточно времени, чтобы поразмыслить над этим, хозяйка.