Отправлено: 24.09.09 00:00. Заголовок: "Работа над ошибками" (R; Angst; Андерсон/Хайнкель, Хайнкель/Макубе)

Название: Работа над ошибками
Автор: Melissa
E-mail для вопросов размещения: melissa_badger@mail.ru
Жанр: Angst, Missing Scene, Adult
Рейтинг: R (PG-15)
Персонажи: Андерсон/Хайнкель, намек на Хайнкель/Макубе (M’Quve)
Заказ от Шинигами
Условия: Андерсон/Хайнкель. Хайнкель отбывает срок в женской колонии, предварительно сбежав из приюта и из-под опеки Андерсона, откуда последний ее и вызволяет и уговаривает вернуться обратно. На столе и всеми доступными методами. В отношениях с женщинами Хайнкель на тот момент уже поднаторела.
От автора: фик участвовал в кинке по Хеллсингу (ссылка<\/u><\/a>). В заключительной части речь идет о персонаже, называемом M'Quve. Даже предполагая, что это фамилия, а не какое-нибудь прозвище, я не стала ее вводить.
Отказ: персонажи принадлежат Хирано, материальной выгоды не получаю.


- Ты же знаешь, что мы хотим только позаботиться о тебе, Хайнкель…

Он нашел ее, все-таки нашел. Вернее, не он, а они – Хайнкель уже давно поняла, что падре не простой священник и за ним стоит нечто большее, чем администрация приюта. И еще она знала, скрывала от всех и в первую очередь от самого падре, что она в курсе того, что он не обычный человек. Полезно иногда в качестве наказания перебирать пожелтевшие от времени бумаги прошлых воспитанников и сопоставлять даты поступления и имя того, кто был приставлен в качестве духовного наставника и исповедника.

Кто сказал, что знание – сила?

Знание – это страх. Вольф не понимает, кто стоит перед нею, и потому боится его еще больше. Волна непонятной тошноты подкатывает к горлу, когда она исподлобья смотрит на высокую фигуру. Но девушка думает не о тюремной баланде, вкус которой сегодня утром был особенно мерзким, а о том, что ей достаточно сделать несколько шагов и уйти из комнаты - тогда всё будет закончено. И она встает и делает эти несколько шагов. Вот только…

Он не боится ее, когда Хайнкель подходит почти вплотную и смотрит снизу вверх. Конечно, он ее не боится – лишь смотрит укоряющим взором и говорит что-то о ее молодости, больших возможностях и о том, что есть лучший путь. Девушка это слышала уже не раз, она может даже предугадать, что мужчина скажет дальше, но становиться монахиней не хочет. Разве прожив с самого детства в клетке, животное не захочет узнать, что находится за пределами ее? Разве она не имеет права выбрать сама, как ей провести дальнейшую жизнь? Или она неправильное животное?

Или это всё из-за него?

Хайнкель всегда хотела сделать это, но так и не решилась. В детстве - потому что наставник был взрослый, большой и очень страшный, в подростковом возрасте - потому что жутко стеснялась, хотя обычно и за словом в карман не лезла, и на спор готова была живьем закопаться. А сейчас ей уже ничего не страшно. Кроме того, что он не человек. И потому ее ладонь слегка вздрагивает, когда кончики пальцев касаются шрама на его щеке. Теплая, чуть шероховатая кожа, колющие волоски щетины. Обычная кожа, обычное лицо, обычный мужчина.

Обычный?

Хайнкель делает вид, что ничего особенного не происходит, просто рассеянно поглаживает его щеку, а сама внимательно подмечает, как непонимание все более четко проявляется в зеленых глазах. Падре давно привык, что воспитанники любят дергать его за полы плаща, тянут за руку, если им что-нибудь нужно, виснут на шее, говоря, что устали. Вот только таким воспитанникам не двадцать лет и мало кто из них – девушка прячет скабрезную ухмылку – может похвастаться высокой, упругой и не испорченной ни силиконом, ни рождением ребенка грудью.

Лучший способ побороть страх – поддаться ему?

Странные мысли бродят в голове девушки. То, что начиналось, как любопытство, становится похотью, а молодое тело требует чего-то большего, чем невинное прикосновение к чужому лицу. Пальцы скользят по шраму вниз, к шее, к белому воротничку, который для переступившей на месте девушки кажется особенно неприятным.

Строгие, недовольные слова Хайнкель, стараясь не морщиться от боли в будто тисками сжатом запястье, игнорирует. Да-да, он священник, а она молодая еще и глупая. Да, у них серьезный разговор, от которого зависит ее будущее. Да, она ведет себя неприлично, недостойно, неправильно, неуместно… И еще десяток других «не». Но она просто хочет мужчину, обычного мужчину. Не похожего на пивную бочку охранника и не «мужа», который похрапывает, прижав ее к своей груди третьего размера. К тому же…

- Я скучала по вам.

…если он пришел, значит, она ему нужна. А если нужна, то пусть будет готов платить. Законы здесь намного проще, чем за этими стенами, и позволяют рассчитываться тем, что всегда при себе.

Дрожь в коленях и страх перед непонятным уходит, когда Хайнкель всем своим весом заставляет мужчину склониться и прижимается губами к его губам, прерывая поток становящихся все более неуверенных слов. Хищная, волчья ухмылка скользит по ее губам, когда она тянет падре к высокому столу и когда он сам делает следующий шаг.

- Это неправильно.

Хайнкель лишь улыбается тому, как категорично прозвучала последняя фраза, но мужчина, нашедший в себе силы отстранить от себя девушку, опоздал – половина пуговичек на сутане уже расстегнута, а подрагивающие от нетерпения девичьи ладони уже скользят по горячему телу. Он может говорить что угодно, назвать ее шлюхой, позвать охрану, но его тело говорит само за себя: перед ней обычный, тяжело дышащий и перевозбужденный мужчина. На языке вертятся непристойные вопросы о целибате и о том, как давно у святого отца была женщина, что он возбудился столь быстро, но Хайнкель находит лучшее применение своему языку, опускаясь, словно на молитве, на колени. Стол скрипит, когда в его край вцепляется ладонь ищущего опоры мужчины, а Вольф уже прикидывает, что с их разницей в росте этот самый стол очень даже пригодится.

Уже вечером, засыпая у себя в камере, сыто улыбающаяся девушка старается не думать о том, какими масляными взглядами провожали посетителя охранники и что уже завтра новость, что она поимела святошу, станет известна через «крыс» даже сидящим в одиночках. Ей неважно, что будут думать об этом те, кто еще верит во что-то большее, кроме грубой силы, и кто будет чувствовать себя настолько оскорбленным, чтобы попробовать «наказать» ее. Она все равно тут ненадолго, есть – как там сказал отец Александр? - и лучший путь.

Когда Вольф, прикрывая глаза от слепящего солнца, выходит за ворота, в какой-то момент ей становится страшно от того, что она остается наедине с падре, пусть вокруг нет стен и засовов. Она может убежать, отказаться от негласного уговора, который они заключили ближе к концу свидания, когда ему все-таки хватило дыхания на короткий вопрос о ее возвращении. Может, но тем не менее послушно следует за своим сопровождающим, вполуха слушая его слова об упадке веры, еретиках, о церкви, которая должна защищать своих детей. Нет, ее не пугают и не воодушевляют эти давно уже надоевшие слова. И не боится она ощущать в полуметре от себя его тело. Более всего девушка боится, что не сможет остановить мужчину, если он, по законам силы, захочет повторения того дикого эксперимента в комнате свиданий. И потому Хайнкель вздрагивает, когда на ее плечо ложится тяжелая рука, и краснеет, когда зеленые глаза из-за круглых очков смотрят на нее с таким знакомым отечески-укоряющим выражением. Словно ей десять лет, и она перемазала сушащееся белье травой, забыв потом смыть с ладоней выдавшие проказницу бурые пятна. Как и много лет назад девушка выдерживает его взгляд и даже пробует изобразить нахальство, насмешку или возмущение, но затем, всего лишь несколько секунд спустя, виновато опускает голову.

Разве может она знать о том, что регенератор, если бы хотел, с легкостью отбросил бы ее от себя? Разве знает она, что годы спустя она сама поймет, каково это быть отличной от других и каково жить с мыслью о возможной бесконечности своего существования? Разве знает она, что убийце, действующему от имени Бога, многие слабости простительны, что ему все равно одна дорога – в Ад?

***

Бинты с успехом скроют перепаханное шрамами лицо, сутана задрапирует все такое же молодое и соблазнительное, мало подходящее служительнице церкви тело, под плащом станет удобно прятать оружие, а сама Хайнкель останется где-то внутри, заглушенная химическими препаратами и псалмами, вспыхивающими в памяти огненными строками на белой стене. И лишь увидев серые стены и узкие зарешеченные окошки, инквизиторша вздрагивает, но отмахивается от воспоминаний. Не на экскурсию она сюда пришла.

Вольф со скукой выслушивает правила посещений и пытается угадать, как после года скитаний по окраинам Рима выглядит ее молодой воспитанник, с каждым годом все более похожий на почившего Максвелла, гореть ему в аду. И когда она заходит в комнату, в центре которой стоит простой металлический стол, она криво усмехается вызову и непокорности, что блестят в серых глазах, и тут же заставляет себя говорить как можно мягче, словно перед нею домашний, но одичавший зверек, которого надо приручать вновь.

- Ты же знаешь, что мы хотим позаботиться о тебе, - банальная фраза звучит на удивление знакомо, но женщина не обращает внимания ни на это, ни на то, что юноша, массируя кончиками пальцев некрасивый свежий шрам на лице, почти ее не слушает. И только когда он, на середине ее негромких увещеваний, встает из-за стола, исподлобья смотря ей в глаза, Хайнкель чуть хмурится, догадываясь, что перед ней уже не набожный и готовый внимать старшим воспитанник семинарии и что здесь нужно действовать совсем по-другому.

 Отправлено: 24.09.09 17:33. Заголовок: Жизнь - это круг, да..

Жизнь - это круг, да?..или спираль...)

 Отправлено: 24.09.09 17:44. Заголовок: Melissa, БРАВО! Даж..

Melissa, БРАВО!
Даже не знаю, что еще сказать. Интересная идея и хорошее воплощение. Хоть я и не любитель пейринга Хайнкель/Андерсон, но мне очень понравилось. Живо, красочно, очень "четко" сформулировано.
"Что было, то и будет, что делалось, то и будет делаться". Все возвращается на круги своя. Отличное воплощение идеи.
Спасибо!

 Отправлено: 24.09.09 20:18. Заголовок: отлично выраженный п..

отлично выраженный принцип преемственности! читалось на одном дыхании. простой стиль и интересный сюжет.

Оффтоп: насчет груди: ты думаешь, силикон портит грудь? а рождение ребенка грудь точно не портит. )))