Отправлено: 29.11.07 22:07. Заголовок: Не дрогнет рука (R; romance, POV, angst; Юмико, Уолтер, "Искариот")

НАЗВАНИЕ: "Не дрогнет рука..."
АВТОР: Ирина (silverira@inbox.ru)
БЕТА: Night Crowd, за что ей великое Спасибо)
КАТЕГОРИИ: Romance, POV, немного ангста.
РЕЙТИНГ: R
ПЕРСОНАЖИ: Юмико Такаги, Уолтер С. Долнез, Хайнкель Вольф, Энрико Максвелл, Александр Андерсон...
СТАТУС: Закончено.
ОТ АВТОРА: Да, это тот самый фик, который я анонсировала с сентября.

Уолтер подошел поближе к ней. На щеках мертвой копошились зеленые жирные мухи. Мужчина присел на корточки перед отрубленной головой монахини и брезгливо согнал пирующих насекомых. Предсмертная гримаса... нет, не ужаса, но безудержной ярости застыла маской на когда-то красивом бледном лице. Ничтоже сумнящеся, Уолтер погладил ее по волосам, слипшимся от обилия постепенно густеющей крови. Дворецкий вспоминал, как когда-то давно его пальцы уже касались этих волос, но тогда их обладательница была жизнерадостной и застенчивой. С ее щек редко сходил нежный румянец скромности. Она так смешно щурилась, когда протирала свои очки... А теперь эти очки сиротливо лежали поодаль. Дужки погнулись под чьим-то безжалостным каблуком, стекол же не было и в помине.
Ошметки платья, брызги крови... Кровь на нитях, а в сердце не екнуло, когда ее тело было располосовано. Не может быть, чтобы он ничего не почувствовал. Или может? Давным-давно, еще до «превращения», как называл этот процесс Док, Уолтер испытывал к этой девушке что-то похожее на симпатию. Не то, чтобы она ему очень нравилась, но из оперативников тринадцатого отдела Юмико Такаги выделялась. Монахиня-японка? Или бастард? Ее карие глаза были лишь слегка раскосыми, что наводило на мысль о смешении кровей. Происхождение Такаги было тайной, покрытой мраком. Четыре скупых строчки в досье, из которых можно было узнать, что история Юмико началась в десять лет, когда ее отдали в приют при монастыре, где робкая девочка попала под опеку тринадцатилетней Хайнкель Вольф, которая почему-то прикипела к ней душой.

***
Бойкая и бесстрашная Хайнкель была из семьи зажиточного австрийского кондитера, славившегося своим яблочным штруделем на весь Прегель. Страшное убийство кондитера и его жены до сих пор обсуждается местными кумушками, считавшими, что девочку поместили в психиатрическую лечебницу из-за того случая, который вспоминают неохотно. Дрожащую от страха Хайнкель нашли в шкафу ее комнаты. Девочка отказывалась покидать свое убежище несмотря на все уговоры, а когда ее, наконец вытащили, то она истошно кричала, плакала и цеплялась ногтями за полированную деревянную дверцу.
Тела Йоахима и Греты Вольф были найдены в гостиной их домика, поэтому долго искать не пришлось. Соседка зашла к ним за булочками и обнаружила трупы. Оба были убиты выстрелами в затылок. В упор. Поэтому было высказано предположение, что муж и жена были застрелены человеком, которого они хорошо знали и которому доверяли. Следствие продолжалось несколько месяцев, но убийца так и не был найден. У семьи Вольф не было врагов, они никому не были должны денег, не были замешаны ни в чем плохом, в общем, были образцово-показательной парой.
Их семилетнюю дочь пробовали расспросить, но девочка замкнулась в себе и не реагировала ни на чьи слова. В конце концов, полиция махнула на это дело рукой. Хайнкель поместили в больницу, откуда, как полагали врачи, она уже больше никогда не вышла бы, так как налицо были все признаки аутизма.
Через два года скромную прегельскую лечебницу навестил священник из Ватикана, прибывший в городок, чтобы «изучить недавно найденный старинный манускрипт». Огромный детина со шрамом на щеке и всклоченными короткими волосами мало напоминал святого отца. Непонятно, что ему понадобилось в больнице, но его зеленые глаза как будто что-то или кого-то выискивали. Он благословил маленьких пациентов лечебницы, а затем долго разговаривал о чем-то с главврачом.
Вечером «отец Андерсон», как он представился, зашел в палату, где жили четыре девочки. Все спали, кроме Хайнкель, которая как обычно сидела на кровати, поджав босые ноги, и смотрела в окно. Андерсон присел с ней рядом и заговорил, стараясь привлечь ее внимание.
Главный врач был поражен, увидев заметный прогресс в состоянии Вольф. Такой скачок они не смогли совершить за два года, а священник совершил за одну ночь. Все это он объяснял «своими методами»,о которых не распространялся. Андерсон просил отправить Хайнкель в приют при монастыре в Ватикане, где он бы мог продолжить ее лечение.
Через три дня странный священник увозил с собой в Рим «заключение о прегельском манускрипте» и светловолосую девочку, испуганно озиравшуюся по сторонам.
Три года спустя аутичную Хайнкель Вольф было не узнать. Видно, «свои методы» Александра Андерсона подействовали.

***
Первое время священник приглядывал за девочкой, но скоро понял, что она не нуждалась в его опеке. Андерсон считал, что он сумел пробудить темное альтер эго Хайнкель, до этого мирно спавшее в ней. После того, как произошли кардинальные изменения в личности девочки, она перестала быть ему интересной. Породить и развить в ней столь знакомую преданность Вере было не таким уж сложным делом, как казалось. Его не заботило, что воспитанница начала курить в двенадцать лет, что она внешне больше походила на мальчишку, что Хайнкель употребляет слова, совершенно неподходящие прилежной послушнице, что в оружии она разбирается гораздо лучше, чем в главах Евангелия. На все эти новые черты Андерсону было абсолютно наплевать, хотя Вольф в будущем могла стать кем угодно, кроме монахини. Главным для него было фанатичное служение Господу, а для этого Хайнкель вполне годилась, поэтому святой отец был спокоен за нее.

***
Андерсон тогда заинтересовался мальчиком по имени Энрико Максвелл, которого он привез совсем недавно.
Папаша Энрико, влиятельный отпрыск древнейшего рода Скаффа-фольди, был крайне рад тому, что мальчика удалось так быстро упрятать в приют. Сын был абсолютно не нужен отцу, но мать Энрико скоропостижно скончалась от сердечного приступа и Руджеро был вынужден под строжайшим секретом подыскивать подходящий интернат для вновь объявившегося сынишки.
История Энрико Максвелла была довольно заурядной. Мать, скромная секретарша, однажды увидела в приемной шефа импозантного мужчину средних лет и потеряла голову. Руджеро был не против закрутить романчик с симпатичной девочкой, да еще и влюбленной в него по уши, что чрезвычайно льстило стареющему ловеласу. И все было бы просто замечательно, если бы дурочка не додумалась забеременеть, надеясь таким старым способом привязать к себе любовника. Но откуда простодушной девушке было знать о том, что Руджеро не так давно во всеуслышание объявил о своей помолвке с молоденькой наследницей огромного состояния? Более того, он еще планировал баллотироваться в депутаты.
Проплакав с неделю, она решила воспитать ребенка самостоятельно. Женщина сдержала свое слово, не появляясь в жизни Руджеро долгих десять лет. За это время он уже успел жениться и завести троих детей. Газеты пестрели статьями о нем, где Скаффа-фольди представал примерным семьянином и «идеалом современного мужчины». Мать Энрико старалась по возможности не покупать прессу, а на все вопросы сына отвечала только то, что его отец был прекрасным человеком. Смерть настигла ее внезапно, когда женщина мыла посуду. Перепуганный мальчик бросился звонить самому дорогому человеку в его жизни после матери, так как был уверен, что отец всегда поможет. Его номер в телефонной книжке Энрико нашел нескоро. Полустертые цифры обнаружились в самом конце потрепанного блокнота в переплете из искуственной кожи.
Руджеро поднял трубку не сразу. Сперва он даже не поверил, услышав имя той секретарши, чье существование казалось ему призрачным, но незнакомый детский голос был реальным. Только тогда Скаффа-фольди осознал, какой невероятный удар грозит его имиджу. В страхе за репутацию он развил бешеную активность, и уже через две недели после смерти матери мальчика уводил некий отец Андерсон. Больше не существовало Энрико Скаффа-фольди, на свет появился Энрико Максвелл. Упоминания об этом ребенке нельзя было найти ни в одном свидетельстве о рождении, ни в одной регистрационной книге.
Александру Андерсону история, произошедшая с Энрико, показалась чересчур знакомой. Действительно, похожую ситуацию описал в своем романе «Граф Монте-Кристо» Дюма. Священник был очень заинтригован этой параллелью и решил, что из этого мальчика вырастет достойный сын Божий.
Что же, для монаха Энрико Максвелл был слишком высокого о себе мнения. У него была одна цель: стать великим. К ней он стремился всю свою короткую жизнь. Неполных двадцать пять лет, четверть века. Он даже не пережил своего отца, уже ставшего дедушкой в третий раз.
Уолтер задумался. Рука уже сама теребила слипшиеся волосы на голове Юмико. Он вспоминал, как девушка рассказывала ему о годах, проведенных в монастыре. Ее рассказ был полон такой искренней радости, такой нежности по отношению к остальным воспитанникам, что Дворецкий невольно испытывал желание побывать в том приюте. Один раз ему случилось увидеть Юмико, когда та стояла на коленях возле кровати, пачкая черный подол платья пылью. Губы ее беззвучно шевелились, шепча молитву, а на щеке застыла слеза.
Больше в таком состоянии Уолтер ее не видел. Быть может, тогда она плакала из-за грехов, совершенных Юмиэ, ее второй личностью? Дворецкий решил, что Юмико сама расскажет ему об этом, когда сочтет нужным.
Не успела. Сейчас ему было даже немного жаль, что он так и не узнал причину ее слез. Впрочем, это было проявлением одного из остаточных чувств. Скоро и жалость уйдет, скоро пропадут эмоции...

***
О своем детстве Такаги говорила еще меньше, чем Хайнкель. Но если та могла иногда разоткровенничаться, что происходило с ней, впрочем, очень редко, то Юмико в ответ на немногочисленные расспросы лишь наивно улыбалась. В конце концов, большинство детей просто покрутило пальцем у виска, и вопросы прекратились.
О невероятной способности новенькой узнали нескоро. Хайнкель, с которой новенькая делила комнату, проснулась ночью от того, что услышала какое-то невнятное бормотание. Вольф приподнялась на локте и прислушалась к бессвязным словам, доносившимся с соседней постели. Наиболее часто девочка повторяла короткую фразу: «Юмиэ, не надо!». Юмико спала неспокойно: она дергалась и ворочалась в постели, постоянно, словно заклинание, повторяя эти три слова.
Хайнкель пожала плечами, зевнула и накрыла голову подушкой, чтобы не слышать воплей соседки, и снова провалилась в сон.
Утром Вольф растормошила сонную Такаги и устроила ей настоящий допрос с пристрастием. Однако, как только девочка едва заикнулась об имени, услышанном ночью, Юмико не залилась слезами, не замкнулась в себе, и даже не улыбнулась, как это обычно бывало, когда ее спрашивали о том, почему она попала в приют. Об этом знали только отец Андерсон и она сама. Но, возможно, думала она, Хайнкель поймет ее, пожалеет. На последнее брюнетка надеялась очень и очень смутно. Скрепя сердце, Такаги начала сбивчивый рассказ.
Через полчаса, когда Юмико закончила, ее соседка, доселе пялившаяся в потолок, посмотрела на подругу с удивлением. Раздвоение личности? Такое встречается у больных шизофренией, но эта девочка совсем не походила на сумасшедшую. Хайнкель видела много умалишенных за все время, проведенное в лечебнице. Были там и шизофреники, но никто из них не рассказывал ничего такого, если они вообще могли что-то рассказать, конечно. В таком возрасте Такаги говорила о своей «болезни», как она ее назвала, более чем спокойно и сдержанно, не считая, что этот факт таит в себе что-то постыдное. Значит, она уже рассказывала кому-то о своей «особенности»...
Несколькими часами позже Андерсон заглянул в келью девочек, якобы желая проверить, как там устроилась его новая подопечная. На самом деле священник пришел для того, чтобы поговорить с Хайнкель наедине. После короткого диалога девочка кивнула ему вместо привычного «Да, учитель Андерсон», и тот вышел, так и не узнав впечатлений Такаги о новой подруге и новом доме.
Больше Хайнкель ни разу не заговаривала с соседкой на тему ее второй личности. Они вообще не так уж часто общались.

***
Уолтер тихо усмехнулся, но смешок прозвучал, как гром в неожиданно наступившей звенящей тишине. Ни человека, ни нелюдя... Ощущение почему-то знакомое и вместе с тем немного настораживающее. Тишина нарушилась так же внезапно, как повисла. Жизнь потекла своим чередом. Мужчина заглянул в широко раскрытые глаза покойной, словно надеясь увидеть в них что-то. Ничего... На что он надеялся? Что голова сама прирастет к телу, а убитая им Такаги улыбнется, встанет, и они пойдут рука об руку навстречу солнцу? Такое бывает лишь в американских фильмах, над которыми смеялись все, кому не лень, включая и самих американцев. Где-то недалеко раздалось приглушенное ругательство.
Он понял сразу же, зачем сюда приковыляла нежданная гостья. Ей надо его убить, отомстить за смерть подруги. Уолтер не стал поворачивать голову, да и зачем, если и так знаешь, что в тебя целятся из пистолета? Вероятно, у нее дрогнула рука, потому и выдала себя. Непростительная ошибка для оперативника. Почему же не стреляет? Ему даже стало любопытно. Дворецкий встал и медленно зашагал к догорающим останкам здания.
Так и есть. Интуиция в очередной раз не подвела его. Капитан держал Хайнкель за горло, с каким-то невероятным безразличием глядя на то, как беззвучно шевелятся ее губы. Тело Вольф конвульсивно дергалось, пистолет выпал из трясущейся ладони и упал на асфальт с поразительно громким звяканьем. Оставалось не более пятнадцати секунд, а потом душа искариотки отправится прямиком к тому самому Богу, которому она так преданно служила. Неожиданно Ганс отпустил оперативницу. Все равно было уже не так интересно, потому что женщина потеряла сознание от нехватки воздуха. Гюнше постоял несколько минут над ней, как будто над чем-то раздумывая, а затем поднял Хайнкель и легко перебросил ее через плечо. Уолтер провожал его долгим взглядом, пока Капитан шел к дирижаблю.
Очевидно, оборотень считал, что имеет такое же право на собственный трофей, как и его начальник. И тоже выбрал женщину. Как неоригинально.
Уолтер остановился и присел на обломок бетонной плиты. На дирижабле могут подождать еще немного, в конце концов... Не так часто он предавался воспоминаниям после своего «превращения».

***
Несколько лет назад зимним вечером в Манчестере Дворецкий сидел у себя, в своей старой квартире, принадлежавшей еще его деду. Интегра не так часто баловала его отпусками, чтобы отказываться от пяти дней, которые она предоставила в его распоряжение. За окном белыми хлопьями падал снег, превращая улицу в настоящее царство Белой Колдуньи. Дрова в камине уютно потрескивали, а в кружке тихо плескался свежесваренный глинтвейн.
«Дожили. Я провожу Рождество, как среднестатистический старик», - Уолтер улыбнулся своим мыслям. Громкий стук в дверь прервал мирное времяпрепровождение Долнеза.
Он поднялся с кресла и пошел открывать.
- Вы? – нарушил тишину его удивленный возглас.
- Д-добрый вечер, - прозвучал приятный женский голос, а затем Уолтера бесцеремонно пихнули в глубь прихожей.
- Уже почти ночь, милая барышня, - по старой привычке ответил Дворецкий, поправляя съехавший монокль. - А теперь объясните мне причину вашего внезапного вторжения, прошу вас.
«Милая барышня» тем временем тщательно отряхивала платье от снега и грязи.
- Извините за беспокойство. - пролепетала нежданная гостья, - но меня ищут и...
- Вы решили, что у меня вас не найдут? – спокойно продолжил Уолтер, скептически оглядывая монахиню. - Что же, наверное, вы правы... Вообще, ваше появление изрядно испортило мои планы. Честно говоря, я надеялся провести хоть одно Рождество своей жизни в уютном одиночестве. Однако вы свалились как снег на голову. Я не буду интересоваться, что оперативник Искариота делает в Манчестере, потому что вы мне наверняка не скажете. И правильно сделаете.
Юмико совсем растерялась и опустила глаза, делая вид, что протирает запотевшие очки.
- Я так понимаю, - продолжил Дворецкий, - что вы неспроста постучались именно в мою квартиру. Объяснитесь.
Девушка помолчала, а затем неуверенно начала:
- Меня действительно искали вооруженные до зубов сектанты.
Уолтер рассмеялся.
- И вы думаете, я поверю в этот бред? Такаги, несмотря на свой возраст, я еще не потерял последние остатки ума и здравого смысла.
- Нет, не поверите, - дрожащим голосом пробормотала Юмико, все еще продолжая сверлить взглядом паркет.
Уолтер внимательно посмотрел на оперативницу и вздохнул, понимая, что вряд ли добьется внятного ответа. Конечно, по всем указаниям леди Интегры, сводившимся, впрочем, к категоричному «Никакой помощи католикам!», монахиню надо было немедленно выгнать. Юмико шмыгнула носом и потерла озябшие ладони друг о друга, но это, видимо, не помогло.
- В таком случае, оставайтесь, - отрезал Долнез.
Такаги опустила голову и замолчала, ковыряя ковер в прихожей носком ботинка.
- Вытрите ноги и идите в ванную, - слова прозвучали будто приказ. Сработала, наверное, вечная привычка командовать прислугой.
Она почему-то беспрекословно выполнила указания. Видно, оробела до такой степени, что слово лишнее произнести боялась. Впрочем, нельзя недооценивать оперативников «Искариота». А особенно милых девушек, так как они там точно не вышивают золотыми нитками. Дворецкий неожиданно вспомнил слово из краткого досье на Юмико Такаги. Слово, неприятно резанувшее слух. «Берсерк». Только этого ему не хватало. Рождественская ночь под одной крышей с берсерком, что может быть лучше? Совместное распевание песенок, пляски вокруг елочки... Замечательно. Именно об этом Уолтер и мечтал всю свою жизнь.
Между тем, Юмико вышла из ванной, уже заметно повеселевшая и раскрасневшаяся.
- Садитесь, - Долнез указал на второе свободное кресло, - и выпейте-ка, - он налил ей целую чашку ароматного глинтвейна. Юмико промямлила что-то невразумительное, отстраняя предложенное ладонью. Затем уже более внятно она начала зачитывать наизусть небольшую лекцию под кодовым названием «алкоголь– смертельный зеленый змий человечества», но пафосная речь удается плохо, когда злосчастная фарфоровая посудина настойчиво маячит у тебя перед носом, а терпкий запах мускатного ореха приятно щекочет ноздри. Такаги не выдержала и выхватила у Уолтера хрупкую чашку, поддавшись тому самому искушению, о котором только что разглагольствовала. Незнакомый напиток неожиданно оказался очень даже вкусным, горячим и совсем не кислым, в отличие от кагора. По всему телу разливалось приятное тепло, и на душе становилось легко и приятно, как будто на шее не висит груз из заданий и ссор с напарницей.
Неудивительно, что Юмико глинтвейн произвел на никогда не увлекавшуюся алкоголем девушку сногсшибательное действие. Щеки ее зарумянились, а глаза заблестели. Но если обычно в минуты опъянения человеку становится весело, то монахине наоборот стало как-то грустно.
- А можно еще? – она даже не испугалась собственной смелости.
- Только не переборщите, - вскользь бросил Долнез, наливая ей новую порцию.
- Я всегда хотела кому-то покаяться, - хрипло проговорила девушка, пристально глядя на потолок, как будто бы лепнина могла ей о чем-то рассказать.
- Увы, но я не священник, - Уолтер развел руками. - В таких делах лучше обращаться к небезызвестному отцу Андерсону. Думаю, только он сможет оценить ваши грехи по достоинству, если таковые имеются.
- Юмиэ натворила столько дел, что и вспоминать не хочется, - отмахнулась от него Юмико, не заметив сарказма. - Самое страшное, что я скоро начну воспринимать все эти убийства как должное. И это очень плохо, господин протестант. Знаете десятую заповедь? Вот то-то и оно. Я тоже об этом частенько задумывалась. Если Хайнкель относится к Богу, как к Молоху, которому надо приносить кровавые жертвы постоянно, то мне кажется, что... А, впрочем, это все такая ерунда... - пьяно захихикала девушка.

 Отправлено: 01.12.07 00:03. Заголовок: Не дождетесь вы от м..

Не дождетесь вы от меня нормальной реценизии....Скажу просто:
Понравилось. Я такого еще не видела. Живая картина рождественского тепла, уюта в конце отрывкаЁ напряженная обстановка в начале...преееелесть. Смотрим далее))

 Отправлено: 01.12.07 12:45. Заголовок: Прелесть и ня. Но п..

Прелесть и ня.

Но прыгать вокруг елочки, кажется, ни у английских дворецких, ни у ватиканских монахинь с японскими корнями не принято....
Или я ошибаюсь?

Улинталу пишет:

цитата:

Живая картина рождественского тепла

Именно так=)

Проду, проду!

 Отправлено: 01.12.07 19:56. Заголовок: Millen Ыыыы, ну ска..

Millen
Ыыыы, ну скажем у английских дворецких не принято, но у англичан принято.
И потом. Уолтер же саркастически...=)
Будет вам прода, будет сейчас)

 Отправлено: 01.12.07 20:15. Заголовок: *солидно поправила о..

*солидно поправила очки* А теперь я потрачу энное количество трафика и выскажу имхо)

Во-первых: Ира, тебя ОЧЕНЬ хорошо править. Редкий пример грамотного человека, НЕПУТАЮЩЕГО времена причастий и согласующего существительные и прилагательный. Как говорится, наше вам за это с кепочкой: жалеете глазки своей беты. В отличие от других моих подопечных.

Во-вторых: стиль. Стиль слегка скачет. Но это нормально: объясняется настроением в момент написания, ленью, головной болью и прочими приятностями нашего тяжкого писательского труда. Что поможет? Вечное лекарство: практика. Но тебе, как человеку с гуманитарным складом ума, практиковаться приходится постоянно. Респект.
Если же сравнивать меня с тобой, то получится одно аааааагромное преимущество: ты умеешь сказать коротко, по делу, не рассусоливая и не растирая. Я так не умею. Честно? Завидую...

В-третьих: сюжет. Ничего сказать не могу, Уолтер много стоял над трупом. *зажмурилась* Аааааааааангст... люблю ааааааангст...
Насчет Рождества: кто как хочет - тот так и справляет. Не вижу ничего предосудителього в Уолтере перед елочкой. )

А так - я жду продолжения. *поигрывает сапогом-для-Волшебного-Пенделя*. И я лично заставлю тебя его дописать, ты меня знааааааешь... *мило улыбнулась*

 Отправлено: 02.12.07 21:03. Заголовок: Шинигами Расхвалили..

Шинигами
Расхвалили, расхвалили Иру-тян, она и выложит отбеченный кусок))
Типа вотъ...

В один далеко не прекрасный день тысяча девятьсот девяносто шестого года двадцатилетняя Такаги была переведена в некий тринадцатый отдел, о котором ей ничего не было известно, кроме названия. Работать в месте, названном в честь Иуды Искариота, ей показалось несколько странным, если не сказать крамольным и кощунственным. Однако совсем скоро монахиня узнала, что взята на должность оперативника, и это слово, выделяюшееся плохо пропечатанной и блеклой палочкой у буквы «т», - казалось ей неприятным и даже мерзким. Юмико даже не удивилась, когда в их новом пристанище появилась хмурая Хайнкель с сообщением о том, что теперь они с Юмико должны работать в паре.
За эти годы Такаги привыкла к Вольф, поэтому никак не отреагировала на сообщение, лишь слегка пожала плечами.
Она понимала, что стала жертвой эксперимента и ничего не могла сделать. Да и не очень-то хотелось. В конце концов, кто-то же должен выполнять грязную работу за людей, которые боятся марать свои белые перчатки в чужой крови. Неуклонимо приближалось новое тысячелетие, а еретиков становилось все больше, несмотря на все усилия секретных служб Ватикана. Тогда было решено создать новый отдел, куда вошли бы самые рьяные и фанатичные последователи Веры, которых бы не волновала собственная жизнь.
Боссом новоиспеченного отдела назначили Энрико Максвелла, что было, впрочем, весьма неудивительно. Амбициозный юноша уже давно чуть ли не из кожи вон лез, чтобы наконец угодить в вожделенное кресло начальника, о котором он грезил с самого детства.
Молодой человек с удовлетворением оглядел новый кабинет. Крохотное помещение с обветшалой мебелью не было пределом его мечтаний, но старт для претворения мечты в жизнь был сделан.
Первое задание показалось Энрико чересчур легким: необходимо было сопровождать миссию, направленную в помощь палестинским лагерям беженцев. Он практически не волновался за Юмико, зная об интересной «особенности» сотрудницы, поэтому и отправил ее вместе с группой священников, думая, что девушка прекрасно справится с поручением.
Каково же было удивление Максвелла, когда он узнал о том, что ситуация вышла из-под всякого контроля и его подчиненная не только не смогла защитить подопечных, но и сама оказалась в заложниках!
Хайнкель свои эмоций по поводу случившегося выразила только многозначительным хмыканьем. Она прекрасно знала, что товарка не сможет самостоятельно вызвать вторую личность, дремавшую в ней, поэтому хладнокровно поехала на место, назначенное террористами, предвкушая бойню, которую ей когда-то обещал отец Андерсон.
Все произошло в точности, как предугадала прагматичная наемница. Битва состоялась, и освобожденная Юмиэ показала себя, наконец, во всей красе.
«Искариот» с первым же заданием добился маленькой, но известности. Один из выживших святых отцов взахлеб рассказывал журналистам о странной паре убийц, одетых как католические священник и монахиня. Обе оперативницы были вызваны на ковер, где им было объявлено взыскание, высказанное в самых разных выражениях, на которые Энрико не поскупился.
Через несколько дней после скандального происшествия Максвелл вызвал к себе Вольф под предлогом предоставления отчета. На самом же деле молодой человек горел желанием узнать о том, какова в бою вторая личность Юмико. Полученной информацией начальнико отдела остался доволен, решив когда-нибудь проверить ее на практике самостоятельно.
Сразу же после того, как за Хайнкель закрылась дверь, к бывшему воспитаннику изъявил желание зайти Андерсон. Судя по встревоженному голосу, он действительно был чем-то озабочен, что с ним случалось очень редко. На непринужденный жест, пригласивший священника сесть в кресло, Александр никак не отреагировал и без всяких предисловий начал:
- Я волнуюсь за Такаги. Она сама не своя после этого случая с исламскими радикалами.
- И что ты мне предлагаешь? – Максвелл зевнул. Моральные проблемы подчиненных ему были безразличны. Лишь бы они справлялись с работой на уровне.
- Ты должен заботиться о своих сотрудниках, - регенератор нахмурился. - Тебе было известно, какую ответственность ты берешь, когда поступило предложение возглавить Тринадцатый отдел.
- Я сам решу, как буду распоряжаться моими людьми, - процедил Энрико сквозь зубы, намеренно подчеркнув слово «моими», чтобы поставить бывшего учителя на место.
- Ей сейчас нужна поддержка,- настойчиво повторил священник.
- А причем тут я? - Максвелл скучающе уставился в окно. - В конце концов, я не являюсь горячей линией для выслушиванья девичьих проблем. Для этого у нее есть Вольф.
- Мое дело – предупредить, а твое – разбираться с последствиями, - Александр вздохнул и вышел. Он уже начинал разочаровываться в молодом человеке, который казался ему раньше очень перспективным.
«Угрызения совести... Откуда, интересно? Андерсон, с чего ты взял, что я так и остался маленьким мальчиком с большими амбициями? Почему ты удивляешься моему безразлчию и равнодушию? Да и какие могут быть особенные последствия от того, что у Такаги сплин?»

Уолтер скептически оглядел Юмико, развалившуюся на его любимом кресле, и накрыл оперативницу пледом из шотландки, украшенным нелепыми ярко-красными кисточками. Попытки перетащить заснувшую монахиню на диван успехом не увенчались, и Дворецкий, поняв, что насладиться одиночеством ему сегодня не удастся, удалился к себе.
Первым, что ощутила девушка, проснувшись на следующий день, была адская головная боль. Держась ладонью за лоб, она кое-как встала и дошла до кухни, чуть было не споткнувшись по пути. Старинные деревянные часы с кукушкой показывали половину одиннадцатого.
Долнез уже был при полном параде. Даже в отпуске он никак не мог справиться с привычкой вставать ровно в шесть тридцать утра, поэтому Уолтер уже успел позавтракать и сварить крепкий кофе для гостьи, догадываясь о том, что с утра ее будет мучать похмелье.
- Покаяться, значит, хотели? - ехидно осведомился дворецкий, пододвигая кофейную чашку к Такаги.
Брюнетка ничего не ответила, лишь удостоив Уолтера взглядом исподлобья. Крепкий и горячий черный кофе показался горше полыни, и монахиня, скривившись, потянулась к молочнику, но Долнез опередил ее жест, убрав фарфоровый кувшинчик в сторону.
- Нет, не хотела, - четко произнесла девушка, вложив в короткую фразу всю свою недоброжелательность по отношению к мужчине. Юмико впервые отчаянно возжелала, чтобы Юмиэ проснулась и разнесла это уютное рождественское гнездышко.
- Надолго планируете у меня остаться? – такой вежливый и ненавязчивый эквивалент фразы «Немедленно убирайтесь из моего дома!» монахиня еще не слышала. Он решил забросать ее вопросами?
- Как минимум еще на два дня, - твердо ответила Такаги. - Сейчас снегопад, и все рейсы отменены.
- Вот оно что... – собеседник не был удивлен. - Зачем же было выдумывать всю эту историю про то, что за вами кто-то гонится, если вам просто надо было где-то переночевать, а лучшего места, чем моя квартира вы не нашли?
И снова вопрос. Он, верно, издевается.
- Я не собиралась оставаться здесь. Вчера в час ночи мне надо было вылететь обратно в Рим. Свое задание я выполнила, - Юмико не понимала, откуда взялись эти железные нотки в голосе.
- Любопытная ситуация у нас с вами выходит, Такаги, - Уолтер задумался. - Наши начальники ненавидят друг друга до мозга костей, а я угощаю вас кофейком на кухне. Оставайтесь. Я всегда любил риск, хотя он уже небезопасен в моем возрасте, - усмехнулся Долнез.
- Спасибо... – пролепетала девушка.
Она успокоила себя тем, что Долнез не проявлял агрессии и относился к ней, как заботливый и мудрый отец к непутевой дочери. Но два дня с ним – это слишком много.
У Юмико с собой ничего не было, кроме небольшой сумки с документами и деньгами и свертка с «Симабарой», так что проблем с размещением не возникло.До Рождества оставалось полтора дня, а мечтам дворецкого о спокойном вечере суждено было разбиться. Видно, это судьба. В одиночестве он никогда не оставался надолго.
Днем она уходила и долго гуляла по заснеженным улочкам, а вечером возвращалась, простуженная насквозь и сразу же шла в ванную, топая по ковру ботинками, в которых бодро хлюпала вода.
Страшное слово – привыкнуть. Слугам нельзя ни к кому привыкать, иначе расставание с хозяевами будет слишком тяжелым. Уолтер за эти двадцать лет не привязался к своей Леди, потому что она была постоянно на волоске от смерти.
Привыкнуть за два дня, казалось бы, невозможно. Но на свете не бывает невозможных вещей...
Рождественское печенье с шафраном в компании монахини уже не казалось такой пугающей штукой.
Двадцать шестого она улетела обратно в Рим, а Долнез через неделю вернулся обратно в особняк Хеллсингов. Естественно, Юмико не оставила ему номер телефона да и не был он особенно нужен. Он и она предпочли забыть это маленькое происшествие, хотя дворецкий изредка вспоминал коленопреклоненную фигурку возле кровати и размышлял о причине ее тогдашних слез.

- Такаги?! – голос Максвелла в минуты ярости становился невозможно тихим и больше напоминал змеиное шипение. - Что вы здесь делаете в таком виде?!
Три месяца после первого задания. Она уже не впадала в тоску после убийств, совершенных рукой Юмиэ. Юмико смирилась с этим. Все равно она уже никак не могла ограничить свою «соседку». Та наконец-то дорвалась до любимого занятия.
- Я? Любуюсь закатом, - услышал он восхитительный по своей краткости ответ. - И разве вас не учили в детстве, что сперва надо стучаться?
«Откуда в ней столько сарказма? Неужели?!»
- Юмиэ?.. – вопрос плавно перерос в утверждение.
- В свободное от работы время я вольна делать все, что мне вздумается, - усмехнулась девушка.
Она медленно повернула голову в его сторону и театральным жестом сбросила с себя покрывало, посчитав, что эта демонстрация повергнет начальника в шок.
- Ты ничего не добьешься, - небрежно проронил Энрико, хмыкнув. - Девчонка.
- Правда? – поинтересовалась Юмиэ, склонив голову. Стесняться ей было совершенно нечего, - Я не приучена сдаваться, - она поднялась с кровати и оказалась от него в каких-то трех шагах.
Максвелл скрестил руки на груди, ожидая продолжения представления. Ему было искренне любопытно, какие действия предпримет монахиня.
Вопреки его ожиданиям в первые двадцать секунд она и не сдвинулась с места, только пристально смотрела в его глаза.
А затем неожиданно пересекла оставшееся пространство между ними и жадно впилась в его губы.
Энрико оставался неподвижным, как каменная скала, но осознавал, что долго не продержится. Игра уже не казалась ему такой занятной. Юмиэ удовлетворенно улыбнулась, притягивая епископа к себе.
- Хватит, - недвольно поморщился Максвелл, отстраняя от себя вторую испостась Юмико. - У тебя ничего не вышло, - он равнодушно прикрыл глаза, ожидая, пока девушка устыдится, покраснеет и робко отойдет в сторону, пытаясь чем-то прикрыться. Тогда можно будет гордо выйти из комнаты, даже не захлопнув двери. Но он просто плохо представлял, с кем связался.
- Я не использовала вторую попытку, - свистяще прошептала Юмиэ ему на ухо, и в тот же момент Энрико пожалел, что допустил оплошность и на миг поверил в собственную победу. Юмиэ, воспользовавшись его невнимательностью, рывком толкнула начальника на кровать.
- Как много одежды, - выдохнула девушка, одной рукой удерживая руки епископа на подушке, а другой пытаясь расттегнуть крохотные пуговки на жилете.
- И откуда в тебе столько силы? – он улыбнулся одними уголками губ. - Дай, я сам. Неопытная...
Однако она не отпустила его запястья, в конце концов справившись с петельками. Пуговицы рубашки были буквально выдраны с мясом, а сама одежда бесформенным комком валялась на полу.
Больше он уже не мог терпеть и, с силой дернувшись, оказался на ней, поменявшись позициями.
Он больше ничего не опасался, а она добилась того, чего хотела...
- Я люблю тебя, - прошипела Юмиэ, царапнув ногтем его спину.
- Долго? – осведомился Энрико, поглаживая ее по растрепавшимся волосам.
- Да, - она не любила длинных и путаных предложений. - Что-то мало ты сопротивлялся... для священника, - хихикнула девушка.
- Блюсти целибат – непомерная задача, когда тебе так навязчиво предлагают насладиться греховными прелестями, - в тон ей ответил Максвелл, играя с длинными темными прядями, - Любой бы сдался.
- А может, это было испытание? – поддразнила она.
- Пытаешься исполнить роль яблока? Не выйдет. Роль змея-искусителя тебе гораздо ближе.
Юмиэ рассмеялась и уткнулась носом в его плечо.
- Меня лишат сана, - пробормотал он. - Отстранят от должности. Почему для меня это не важно? – задал он вопрос сам себе.

 Отправлено: 03.12.07 03:28. Заголовок: Народ страждет продо..

Народ страждет продолжения банкета. Очень интересная идея и отлично воплощение.

 Отправлено: 03.12.07 18:57. Заголовок: Nefer-Ra Спасибо, б..

Nefer-Ra
Спасибо, будет прода, будет обязательно)

 Отправлено: 10.12.07 04:09. Заголовок: Ирина, мне очень нуж..

Ирина, мне очень нужна прода. Очень. Я умираю без нее, потому что пишу на тебе рецензию. Не хочу подгонять, но у меня уже ноги дрожат от долгого ожидания.
Вещь обещает быть потрясной. Пока не прочитала целиком, ни слова не скажу больше!

 Отправлено: 11.12.07 21:17. Заголовок: Гайя Ой, Гайя, Гайя..

Гайя
Ой, Гайя, Гайя...
Мне сейчас самый напряженный момент расписать надо, а потом развязку опять же...
Еще денька два потерпишь?

 Отправлено: 11.12.07 21:49. Заголовок: Аск! Конечно, потерп..

Аск! Конечно, потерплю. Ради того стоит.

 Отправлено: 22.12.07 20:19. Заголовок: Вы сами напросились)..

Вы сами напросились)

После того дня прошло уже более двух недель, а она все еще стеснялась встречаться с ним глазами и проходила мимо, будто тень.
Ей требовалось время, чтобы понять, что случилось и осознать всю опасность положения. Такаги уже не могла самостоятельно контролировать свою вторую личность, поддавшись сиюминутной слабости, а желаниями той руководили лишь страсть и жажда убийства.
Энрико же, казалось, забыл обо всем, что было, как о страшном сне. Он по-прежнему давал ей задания, а все его слова сводились лишь к простому обмену приветствиями и приказам. Любовь для него была тормозом, который мог остановить карьерный рост. С ней, как он считал, человек становится мягким и сентиментальным настолько, что способен на глупые и необдуманные поступки.
Пытаясь отказаться от чувств, пустивших корни в их сердцах, они лишь мучали друг друга. Никакому времени уже не было под силу излечить этих двоих, но они все еще сопротивлялись, хотя уже ничего не могли поделать.
Максвелл не выдержал первым и, схватив ее за локоть, заставил остановиться. Она была не в силах даже пошевелиться, так как хотела, чтобы он не видел ее слез и горящих щек. Только что монахиня получила суровый выговор из-за очередного произвола Юмиэ. Юмико не могла позволить себе расплакаться у него в кабинете. Такаги всегда предпочитала скрывать ото всех свои эмоции. Даже Хайнкель, человек, с которым она общалась чаще всего, не знала и сотой доли того, что творилось в душе у ее напарницы.
Она вся дрожала от страха, но Энрико не развернул ее, как этого следовало ожидать. Молодой человек притянул девушку к себе, его пальцы легко сбросили с ее головы монашеское покрывало. Он коснулся губами иссиня-черных волос и вдруг неожиданно отпустил руку Юмико.
Такаги ждала некоторое время, но шеф Тринадцатого отдела более не принимал никаких действий. Спустя несколько минут она все-таки не выдержала и обернулась. Расчеты Максвелла оправдались. Любопытство одержало верх.
Энрико спокойно насвистывал себе под нос незатейливую мелодию, прислонившись к антикварному бюро и ощущая на себе пристальный взгляд Юмико. Она недоверчиво смотрела на него, сомневаясь в том, что случившееся произошло в реальности и не было плодом ее воображения.
Монахиня закусила губу, принимая трудное решение. У нее было право выбора, мучавшее людей столетиями. Ведь так сложно выбрать одну из двух дорог, когда стоишь на развилке. Гораздо проще идти по неразветвляющейся тропинке. Но шагать так вечно – невозможно.
Она решилась. Энрико понял это сразу, когда заметил ее робко протянутую длань. Пальцы дрожали, и девушка едва удерживалась от того, чтобы сжать их в кулак и спрятать руку за спину.
Максвелл оценил. Ведь сейчас перед ним совершилась великая битва между Долгом и Любовью, победа в которой была безоговорочно отдана последней. Такие сражения происходят редко и отнюдь не всегда сопровождаются пафосными и громогласными монологами, как это обычно бывает в пьесах.
Молодой человек успел поймать ладонь монахини, уже практически ускользнувшую в карман. Она закрыла глаза словно смирившись с происходящим. Начальник «Искариота» видел неуверенность и страх в каждом ее движении, но в душе Юмико с каждой минутой росла надежда.
Она была совсем рядом и так далеко от него. А ведь стоит только вызвать Юмиэ, и та без лишних колебаний, без внутренних терзаний пойдет за ним, но, видимо, Максвеллу это было не нужно.
Ее опущенные веки, казалось, были символом ожидания чего-то. Так маленькие дети в ожидании именинного торта и подарков зажмуриваются, чтобы усилить предстоящую радость.
Энрико провел ее пальцами по своей щеке. Коснувшись скулы, она попыталась отдернуть руку, будто обжегшись, но он ей не позволил. Юмико открыла глаза и удивленно взглянула на Максвелла. Уголки ее губ чуть заметно подрагивали, и вдруг бледное лицо девушки осветила улыбка.
Молодой человек обнял девушку за талию, вновь приближая ее к себе. Оперативница не хотела и не могла ничего сделать и лишь подалась чуть вперед.
Поцелуй... Легкий и практически неощутимый, но реальный. Это оказалось совсем не так, как себе это представляла Такаги, чьи познания о взаимности были основаны на книгах французских классиков. В нем не было той всепоглощающей страсти, о которой твердили писатели. И «необычайной эйфории, уносящей куда-то прочь здравый смысл» тоже не присутствовало. Так в чем же дело?
Но почему-то тело уже не слушалось Юмико. Обьятия становились все крепче, и ей было мучительно представить, что будет, если она отпустит Энрико.

- С каких это пор тебе у нас начали сниться вещие сны? – поинтересовалась Хайнкель хмыкнув.
Очередная сигарета была вынута из помятой картонной пачки. Юмико поморщилась. За годы соседства она не привыкла к дыму, и ее воротило от запаха табака, а Вольф всегда курила самые крепкие, оправдываясь тем, что изящные ментоловые сигаретки курят только изнеженные инженю-пипи, разгуливающие с ворохом разноцветных сумок по Пятой авеню в Нью-Йорке. Бог знает, откуда Хайнкель взяла такое мудреное сравнение.
- С тех пор, как ты начала беспокоиться о моем состоянии, - попыталась съязвить монахиня, зашнуровав, наконец, ботинок, и для проверки несколько раз топнула ногой, позволяя пальцам удобно разместиться.
- Это немного надоедает, когда каждую ночь раздаются крики, где ты умоляешь кого-то не убивать его, - равнодушно продолжала наемница, не реагируя на колкость.
- Кого? – осведомилась Юмико из любопытства.
- «О нет, я сама! Я хочу умереть за него!» и все прочее в пафосном ключе. Со страдальческой гримасой спартанки на лице, - усмехнулась Вольф, проверив наличие патронов.
Брюнетка побелела и выронила матово блестящие ножны из рук.
- Ты похожа на сомнамбулу, - Хайнкель покачала головой. - Это, конечно, не мое дело, из-за кого ты готова собой пожертвовать и что там у тебя творится в жизни, но все же тебе необходимо разобраться в себе и своих страхах, которых у тебя, кажется, прибавилось за последние дни.
Выпалив на одном дыхании эту тираду, Вольф резко встала с постели и вышла, напевая себе под нос что-то на французском. Она торопилась на завтрак, куда ходила исключительно, чтобы выпить двойную порцию дешевого растворимого кофе, пахнущего жжеными желудями.


Если быть точнее, то это была песня «Le petit pain au chocolat». Отец часто мурлыкал ее, когда ставил в огромную духовку очередной противень, на котором теснились будущие венские булочки, сладкие круассаны с повидлом, бриоши, хрустящие хлебцы или витушки с маком, посыпанные сверху сахаром, который было так приятно слизывать.
Старенький магнитофон, стоявший на подоконнике, замолкал редко. Йоахим Вольф очень любил работать под хорошую музыку, а черная кассета с зеленой наклейкой, где круглыми аккуратными буковками было выведено имя французского певца, была заслушана до дыр.
Маленькая Хайнкель не понимала слов, но однажды отец рассказал ей веселую историю о красивой булочнице, обратившей внимание на приятного молодого человека, покупавшего у нее каждое утро плюшки с шоколадом. К сожалению, юноша был близорук и не замечал страстных взглядов, бросаемых на него девушкой. Тогда остроумная булочница купила своему избраннику очки, и тот увидел ее «всю в белом». А после свадьбы у них родилось много детей, близоруких, как папа, и набивавших, подобно маме, свои карманы булочками.
Сюжет песни понравился девочке гораздо больше любой сказки о гордых и прекрасных принцессах и смелых принцах. Она восхищалась булочницей, устроившей свое счасть самостоятельно, а не ставшей, как какая-нибудь Спящая Красавица дрыхнуть по сто лет в ожидании кого-то, кто пробудил бы ее от сна поцелуем любви.
Хайнкель хотела в будущем продолжить дело отца и матери, чтобы впоследствии найти свое счастье в образе застенчивого покупателя. Другие девочки мечтали о сказочных героях, а дочери Йоахима виделась семейная идиллия.
После смерти родителей девочка ни разу не посетила родной город, разорвав все связи с прошлым. Все, кроме той песни, символа беззаботного и безбедного детства. Текст, переписанный от руки на серый газетный лист, хранился в верхнем ящике тумбочки. В единственном ящике, запиравшемся на ключ. Там же пылилась единственная кассета, которую наемница не слушала.
Оперативница Вольф выбросила окурок в окно, мысленно допев до слов: «Et elle rêvait mélancolique le soir dans sa boutique a ce jeune homme distant.»*
Кофе в столовой начинал остывать.
*И вечером она тосковала в своей булочной о том далеком молодом человеке.

***
Он действительно вознесся на небо. И она никогда не забудет его предсмертный крик. Нет, не крик. Стон, хрипение... Эти слова бы лучше подошли к тому шипящему и ни на что не похожему нечленораздельному звуку, который издал архиепископ, перед тем как отойти в мир иной.
Остро отточенные колья, окровавленная, расшитая золотом лента, символ его нового назначения, неестественно вывернутые руки, растрепанные волосы, испачканные пылью и грязью. Вот кем ты стал из-за своей гордыни – одного из семи смертных грехов.
Желание стать Великим не было доведено до конца. Наверное, он сожалел только об этом. Ведь больше всего на свете Максвелл любил человека, который по утрам смотрел на него из зеркала.
Для Юмико не было секретом, что возлюбленный – эгоист и, кроме себя, никого по-настоящему ценить не может. Энрико, конечно, божился, что теперь ему важно все, связанное с ней, и Такаги пыталась поверить в это. Долгих три с половиной года, что длились их странные отношения.
Монахиня была уверена, что если бы кристально-чистой репутации Максвелла что-то угрожало, он бы немедленно расстался с девушкой.
Почему Юмиэ не бросилась на Андерсона? На человека, обрекшего на верную смерть ее любимого, человека, ради которого она пошла бы и в огонь и в воду. Возможно, вторая личность Юмико тоже видела перемены в их чувствах и решила за свою скромную «соседку». Зловещие сны подготавливали оперативницу к потере. Значит все события были предрешены. И регенератор, и Хайнкель, и Юмиэ знали о готовящемся. Максвелл должен был умереть, потому что предал Веру.
Тогда зачем ей было кидаться на него, на Уолтера Долнеза, который не сделал ей ничего плохого? Или просто не успел сделать.
Сложно спросить у той, кого уже ничего не волнует. Какие картины могли возникнуть в безумном воображении Юмиэ? Бог знает.
Уолтер взглянул в иллюминатор. Огромное поле с изредка вспыхивающими огоньками. Вот во что превращался Лондон – гордый город, в несколько дней ставший ничем, стертый с лица земли. Он вспомнил, как одним небрежным движением Дворецкий пнул голову девушки, так что та откатилась к телу архиепископа. Уолтер не почувствовал ничего, как будто он только что толкнул ногой старый футбольный мяч. У Долнеза не было намерений сделать так, чтобы эти двое даже после смерти были рядом, просто... Просто он отличался перфекционизмом, присущим опытному слуге.
Тяжелая махина все-таки сдвинулась с места, заржавевшие двигатели начали свою работу.
Дворецкий оттер краем рукава запотевшее стекло, чтобы лучше рассмотреть открывавшийся пейзаж.
До рассвета осталось не больше часа, а новый день уже начался.

 Отправлено: 02.01.08 20:11. Заголовок: С творчеством Ирины ..

С творчеством Ирины я лично знакома довольно давно и помню еще такие ее произведения, как «Дела сердечные», которые, к моему лично сожалению, дописаны не были. Какую-то часть из ее рассказов мне довелось даже редактировать, что мне лично не может не льстить.
С самых первых ее произведений, типа «Поздно» удивлялась способности автора писать коротко и по существу – бо сама так я не умею.
Мне довелось проследить писательский путь, во всяком случае, по нашему фэндому, этой девушки. «Не дрогнет рука», пожалуй, самое объемное из всех произведений по «Хеллсингу», что вышли из-под ее пера и вот что хочу сказать касаемо конкретно этой вещи.
Ирина, солнце мое ясное, ты постоянно совершенствуешься. Разберем, пожалуй, по полочкам. Достоинства и недостатки.

Достоинства:
1) Композиция. Читать построенные по принципу «кольцо» композиции довольно сложно, как у О.Генри: «Начать серединой и закончить началом». В данном случае наблюдаем именно это. Самый, как говорят запорожцы, смак именно в том, как психологизм разных героев связывается в единое целое. Взгляните сами – персонажи, фигурирующие в рассказе, кажутся совершенно не связанными между собой и стягиваются к середине одним ключевым образом – образом Юмико/Юмие, которая прописана с особой любовью. Сперва испытываешь легкое недоумение от присутствия Уолтера, честно сказать, до конца не могла понять, зачем персонаж вообще введен. Теперь, мне так кажется, во всяком случае, понимаю. Ради последней его мысли: «До рассвета осталось не больше часа, а новый день уже начался». Опять наблюдаем кольцо: завершающий абзац произведения: «Начинался новый день». Урывчатость и некоторая нелогичность при построении только прибавляют шарма, вещь читается на одном дыхании, но не так уж и просто: задумываться приходится в любом случае.
2) Незабитость главной любовной линии. Честно сказать, думала, что будет У/Ю. Ошиблась. Ну да впрочем, то было бы совсем нелогично, а Максвелл с Такаги хотя бы в одной организации служат. Такая пара лишь помогает раскрыть образ того же Максвелла *особенно удачно, стоит признать*. Думаю, возведем-ка мы этот пейринг в канон. На всякий случай. ^8^
3) Вообще проработка персонажей. Крайне понравился образ Хайнкель. Очень мне нравится прием, который частенько использую сама – раскрытие образа через окружающие его предметы. Уважаю. ООС присутствует в столь малых количествах *странным выглядит приход Юмико в дом Уолтера*, что я даже не стала выносить в графу недостатки. Аплодирую стоя, что уж тут сказать…
4) Общий стиль Этакий налет романтизма в повествовании, быть может, неприменим для первоисточника, однако он так хорошо лег на канву повествования, что про Хирано можно и забыть.
5) А вот тут скажу как бета – ошибок мало. Я счастлива…


Недостатки:
1) Да… таки есть банальные сцены. Штампы, от которых вообще очень сложно избавиться. Саму сцену бала так долго били носом о плинтуса, что… радует только, что и над ней автор подшучивает.
2) Общая сухость языка. Хотя она вполне оправдана обилием риторических вопросов, а для ангста, который является основным жанром этого рассказа, все-таки, цветастость будет неуместна. Однако были предложения, которые просто резали глаз своей сухостью.

Пожалуй, большего я сказать не могу. А как Бета хочу добавить – не думай, что на этом твои мучения закончились. Работай дальше, радуй меня и всех своих читателей.

Всегда любящая тебя, Шинигами.

P.S. Все вышесказанное – махровое ИМХО, а ИМХО на то и М, что его ХО.

 Отправлено: 03.01.08 14:56. Заголовок: Спасибо огромное Шин..

Спасибо огромное Шини за проделанную работу в бетаже и рецензировании этого убожества фанфика, Джо Дассену за дивные песни и Гайечке, которая стимулировала процесс написания.
Я вас люблю)

 Отправлено: 08.01.08 16:53. Заголовок: Автор, моё почтение...

Автор, моё почтение. Недостатков текста я не заметила... Стиль.... Чёрт, да что хрень! НЕ буду я выискивать недостатки, мне всё очень и очень понравилось! Разве что довольно странный пэйринг, но это уже моё субьективное мнение, которое не должно никого волновать. Хочу сказать огромное спасибо за освещение такого кошмарного момента, как смерть Энрико. Обожаю этого героя.... В общм, респект

 Отправлено: 08.01.08 17:04. Заголовок: Посестра_Алукарда Ы..

Посестра_Алукарда
Ы, давненько я не брал в руки шашек... не отвечала на комменты.
Честно говоря, мне приятно.
Любите Энрико? Я тоже))
А пейринг... На любителя, я бы сказала. (с)
Кстати, а в чем его "странность", если не секрет?
Мне и самой интересно стало)

 Отправлено: 05.02.08 20:56. Заголовок: Ирина, вы маладца :)..

Ирина, вы маладца :) только пара вопросов:

«алкоголь– смертельный зеленый змий человечества»,
В мемориз, гы-гы :) может как-нить по отдельности «зеленый змий, смертельный враг человечества»? а то вместе не поймешь, то ли пафос, то ли ошиппочка речОвая.

Первым, что ощутила девушка, проснувшись на следующий день, была адская головная боль
Глинтвейн не пила, так что извините – последствий не знаю… но сомневаюсь, что у девушки, которая, блин, берсерк будет болеть с похмелья голова. Она ж регенерировать должна, как проклятая. Да и… фиг с ним, короче…фанфик от этого ничего не потерял. ))

 Отправлено: 09.02.08 21:36. Заголовок: Ksana Sinica Благод..

Ksana Sinica
Благодарю за коммент)
В первом случае, это, наверное, пафос.
А вот насчет похмелья. Ну тут ведь все зависит от ферментов.
К тому же, она пила первый раз в жизни.