|
| |
Сообщение: 6
Зарегистрирован: 01.03.10
Репутация:
0
|
|
Отправлено: 24.03.10 22:23. Заголовок: "Кое-что о методах воспитания духа" (R; Drama, H/C, POV; Алукард, Серас)
Название: Кое-что о методах воспитания духа Автор: Seras aka sqrt E-mail: sqrt151[at]gmail.com Бета: Dita Жанр: Drama, H/C, POV Персонажи: Алукард, Серас или Алукард/Серас Рейтинг: R Предупреждения: Жестокость и насилие. Ко взаимному удовольствию. Аннотация: "Теперь я буду тренировать тебя по-другому". Статус: Закончено От автора: Я бы сказала, что это BDSM, но есть вероятность, что меня неправильно поймут =) I Хозяин мрачно смотрит на меня. От этого взгляда хочется провалиться под землю, исчезнуть, убежать. — И что мне с тобой делать? Опускаю голову. Стыдно. Однако моя вина неоспорима. Перебираю обрывки воспоминаний. Вот солдаты выезжают на задание. Леди Хеллсинг зачем-то понадобилось присутствовать там, и я еду с ней в качестве телохранителя. На мои робкие возражения, что никогда я в этой роли не выступала и очень смутно представляю себе, что делать, никто не обращает внимания. Вот Интегра стоит и наблюдает, как солдаты уничтожают упырей. Кого-то ранило, она кривит губу. А вот с тыла к нам — как я могла не заметить! — подкрадывается парочка фриков, и я едва успеваю закрыть Хозяйку от пуль своим телом. Хочу встать, но внезапно пол уходит из-под ног. Сэр Хеллсинг вскакивает, выдергивая пистолет из кобуры, плечо у нее в крови, а брови напряженно сдвинуты. Не помню, что дальше... Потом раненную Интегру уносит Алукард. А я кое-как прихожу в себя и, спотыкаясь, бегу вслед за ним. Я знаю, что должна сказать. — Простите меня, Хозяин. Я... Я готова. Накажите меня, как считаете необходимым. В руке Хозяина появляется кнут. Боже, пусть это будет не очень больно. Пожалуйста... Железные пальцы впиваются в плечо. Другая рука одним движением разрывает одежду, толчок — и я падаю на колени, пытаюсь встать, опираясь на руки, но они немеют и не слушаются. Свист кнута. Удар. Не позволяю себе кричать, давлюсь стоном — вырывается только невнятное шипение. Спина горит злым огнем. И снова удар. Колени подгибаются, падаю ничком. Пытаясь взять себя в руки, кусаю губу — брызгает струйка крови. Зубы-то острее бритвы... Очередной удар рассекает кожу на бедрах. Я же вампир, на мне все зарастает, как на собаке, почему же так больно-то! Мышцы напряжены в ожидании боли, и она не заставляет себя ждать. Несколько гулких ударов сердца, и снова кнут обжигает тело. И дальше, уже не прерываясь, Хозяин бьет еще раз, еще и еще. Не в силах сдерживаться, я вскрикиваю, а потом на вдохе захлебываюсь слюной — или кровью? — и кричу уже сквозь кашель, сбиваясь на хрип. Боль приходит снова и снова, и когда удары прекращаются, я не могу остановить рыдания, не говоря уже о том, чтобы подняться с земли. А он стоит рядом, опустив кнут, и смотрит на меня со снисходительным интересом, без удивления и жалости. Я чувствую его взгляд исполосованной спиной, но стыдно обернуться, показать зареванное лицо. Впрочем, чего уж тут стыдиться, все равно удержать себя в руках ты не смогла, Полицейская. Вздрогнув от последней мысли, пришедшей как будто извне (или это просто мое воображение?), медленно поднимаюсь, цепляясь за стену, поскольку встать на ноги нет сил. По спине течет кровь, ручейком бежит по ключице (кажется, на шее кожа разорвана), стекает в ложбинку между грудей, и дальше — по животу, ниже, ниже... Кровь как будто обжигает, от ее вида пульс учащается и кружится голова. "Господин!" — выдыхаю, уже ничего не соображая, делаю шаг к Хозяину и, оступившись, падаю. Разумеется, он мог бы оставить меня лежать здесь, раны все равно затянутся через несколько часов. Но он подхватывает меня до того, как я касаюсь земли, и берет на руки. Мне, наверное, должно быть стыдно, я совсем голая перед ним... Так близко... Внезапно пробирает дрожь от холода и — что уж скрывать — от воспоминания о пережитой боли. Хозяин прижимает меня к себе и укрывает полой плаща. Я кладу голову ему на плечо, душу заполняет ощущение безопасности и тепла. — Спасибо, — шепчу я. Алукард усмехается: — Теперь я буду тренировать тебя по-другому, Полицейская. Ты должна быть в состоянии защитить себя и тех, чьи жизни тебе доверены. Ты узнаешь, что такое боль и как ее терпеть, что такое раны и как сражаться, не обращая внимания на подобные мелочи. Я напрягаюсь, к горлу подступает комок. — И, между прочим, тебе лучше не брезговать донорской кровью. Иначе можешь не выдержать, — он смотрит на меня с иронией, а я начинаю тихо всхлипывать. — Тебе не стыдно, Полицейская? — Вы правы, Хозяин... — сквозь слезы пытаюсь улыбнуться. — Простите, я боюсь... Но вы правы. Спасибо. II Сердце колотится глухо, медленно и тяжело. Звенит в ушах. Я дергаюсь в отчаянной попытке освободиться, оглушительный хруст — и только тогда вскрикиваю. По предплечью течет кровь, сквозь разорванную кожу проглядывает обломок кости. Алукард улыбается, медленно разжимая пальцы на моем запястье. — Больно? — интересуется он. С деланным безразличием дергаю плечом: — Нормально. И кричу от боли, когда стремительный удар разрывает плечо, отбрасывает назад, впечатав в стену спиной. Я тихонько сползаю на пол, баюкая изуродованную руку. В глазах всё плывет, голос Хозяина звучит, то приближаясь, то удаляясь: — Чуть сильнее воздействие — и твоя выдержка ничего не стоит. Ну, поднимайся, продолжай сражаться, что же ты?! Это неприкрытая насмешка, однако вызов я принимаю. И встаю сначала на одно колено, а потом и на ноги. Алукард удивленно присвистывает: — Стоишь, не падаешь? Что ж, тогда держись. И следующие пять минут Хозяин методично превращает мое тело в кучу сырого мяса. Часть ударов даже удается заблокировать, видимо, когда сознание уже отказывает, рефлексы еще работают... Я прихожу в себя где-то посреди огромного пространства, заполненного болью. Перед глазами пылают красные облака. — Хозяин, — зову я тихонько, пытаюсь шевельнуться и не могу сдержать стон. — Лежи спокойно, — раздается его голос. — И постарайся не кричать. Я знаю, что сейчас произойдет. Правда, терять зрение от боли еще не случалось. А ведь если не удастся сдержать крик, меня снова накажут. Что, Полицейская, не хочется попробовать хозяйской плетки? Нет, это вопрос чести. Надо выдержать молча. Ледяные пальцы Алукарда касаются висков. Сейчас начнется... Это "лечение" — самое болезненное из всего, что мне приходилось когда-либо ощущать. В ускоренном темпе собираются воедино разбитые, сломанные кости, срастаются разорванные ткани. Тело выгибается дугой, а зубы оскалены в немом крике. Виски будто жжет раскаленным железом. Однако стальные тиски разжимаются, и боль медленно отступает. Хозяин вытирает мокрым платком кровь с моего лица, и эти короткие минуты нежности стоят всех мучений. — Ну зачем ты меня так любишь, девочка... — произносит он. III — Больно, — говорю я. Знаю, что станет еще больнее, и Хозяин не пожалеет меня, и терпения не прибавится, а все-таки говорю. Стараюсь, чтобы это прозвучало спокойно и хладнокровно, а получается сдавленно, почти со слезами в голосе. Я голая, однако меня это сейчас не слишком беспокоит. Хотя, конечно, будь на мне одежда, было бы не так больно. На спине, на груди и пониже спины тело покрыто пока еще редкими красными рубцами. Нет, мне не видно, но, судя по ощущениям, должно быть именно так. Хотя, если говорить совсем честно, ощущение такое, будто по телу рассыпаны пылающие угли... На спину опускается кнут, и я, сжав зубы, давлю в себе вопль. Рано еще, успею накричаться, а сейчас это только ухудшит мое положение. Каждый раз думаю, что хуже некуда, и каждый следующий раз кажется, будто предыдущий был легче. Вдруг голос Хозяина отвлекает меня от этих мыслей, и, не сдержавшись, я вскрикиваю при очередном ударе. — Полицейская, чем ты занималась все это время? Ой... Я краснею, хотя запоздало понимаю, что Господин имел в виду немного другое. Однако непристойно-громкая мысль не может укрыться от него, и он ухмыляется. — Я спрашиваю, чем ты занимаешься вместо того, чтобы тренироваться? "Выносливость" для тебя означает умение не заклеивать пластырем порезанный пальчик? — Если не заклеить порез, может шрам остаться, — этого явно не стоило говорить. — Ты вампир или нет?! — рычит Алукард, наклоняясь ко мне и грубо хватая за подбородок. Мне страшно, и в груди что-то сворачивается в тугой холодный комок. Не в силах оторваться, я смотрю в глаза Хозяина, прямо в глубину этой огненной бездны. Голова кружится всё сильнее, стены качаются — и вдруг накатывает темнота. Я прихожу в себя от удара. Дергаюсь и пытаюсь отползти, однако кнут Алукарда вновь опускается на спину, вбивая меня в пол. По сравнению с этим прошлая экзекуция была рутинной тренировкой. Я еще не знаю, что так разозлило Господина, но боюсь произнести хотя бы звук и впиваюсь зубами в свою же руку, прокусываю ее глубоко, так, что чувствую зубами живую плоть. Становится больно и противно, но это помогает сдержать стон. А потом следующий удар, и я снова вгрызаюсь в предплечье, уже не ощущая ни жалости к себе, ни отвращения к металлическому привкусу собственной крови. Зажмуриваюсь, но из глаз все равно катятся слезы. Все-таки Хозяин очень сильный. Нечеловечески сильный, что, впрочем, неудивительно. И он никогда не бьет меня со всей силы — уж я-то знаю, ведь он одним таким ударом мог бы разрубить пополам. Или разорвать пополам голыми руками. В общем-то, ему совсем необязательно бить меня кнутом во время этих тренировок на выносливость: как оказалось, Господин может причинить мне невыносимую боль, не дотрагиваясь даже пальцем. Но... Как он тогда сказал? "Стыд — неотъемлемый элемент воспитания силы духа"... Боже, да при чем тут стыд, когда от боли глаза на лоб лезут, я не могу терпеть больше, не могу!.. Мне не удается сдержать крик. Силы уже заканчиваются, и, наверное, Хозяин видит это, поскольку порка прекращается. — Встань, — звучит сухо и хлестко, как удар. Я медленно поднимаюсь на ноги, пошатываясь... И тут же от оглушительной пощечины падаю снова. И снова поднимаюсь, поднимаю свое тело, как флаг, отчаянно и упрямо: я не побеждена, я не сдамся. Раздраженно смахиваю со щек слезинки, вздергиваю подбородок и сжимаю зубы. Бейте. Но Хозяин раздвигает губы в подобии одобрительной улыбки. — Вот видишь, ты можешь выдержать намного больше, чем тебе казалось. И намного больше, чем получила сейчас. Он ласково треплет меня по плечу, и я тянусь вслед за его рукой. Со мной что-то странное творится сегодня. Вот, сперва в обморок упала ни с того, ни с сего, а теперь от простого прикосновения сердце колотится, как сумасшедшее. Хозяин, явно заметив мое состояние, усмехается. Я поднимаю глаза — и снова тону в его взгляде, и таю, как мороженое на солнце. А он протягивает руку и тыльной стороной затянутой в перчатку ладони проводит по моей груди. Ой. Вот это было уже... Уже совсем. Колени подгибаются, и я, тяжело прислонившись к стене иссеченной спиной, закрываю лицо руками, и плачу то ли от счастья, то ли от боли, то ли еще от чего, и твержу про себя: "Да, да, пожалуйста..." Однако смех Господина возвращает меня с небес на землю: — Что с тобой такое, Полицейская? — Я не знаю... — Зато я знаю. Ты пила кровь вчера? А позавчера? Молчу, понимая наконец, в чем же дело. Ведь я клятвенно обещала пить кровь... Но про себя решила продержаться без этого, сколько смогу. Поэтому и потеряла сознание, чем вызвала недовольство Хозяина. — Пониженный мышечный тонус и общая слабость в сочетании с повышенной возбудимостью, — тоном патологоанатома констатирует Алукард. — Сегодня тебе выдадут двойную порцию, и если не выпьешь, завтра вместо стрельбы по движущимся мишеням повторим тренировку на выносливость. — Да, Хозяин! — улыбаюсь я. Посмотрим. Думаю, еще пару дней я точно смогу не пить кровь. Если, конечно, найду в себе силы не загрызть того, кто принесет мне ужин... — Можно подумать, что тебе это нравится, Полицейская, — Хозяин, разумеется, знает, о чем я думаю, и, как ни странно, он выглядит довольным. А значит, завтра я постараюсь оправдать его ожидания. 14.02.09 — 20.03.10
|